попадались целые любовные письма, написанные годами ранее. В тот день и я оставила свое: «Я хочу прожить свою жизнь в любви и дружеских отношениях».
Когда мы наконец оказались в маленьком государственном офисе с мировым судьей на подиуме и небольшим окном с видом на Ист-Ривер, у меня кружилась голова в моей белой блузке с цветочным принтом и черных плиссированных брюках. В руках Саро держал свою итальянскую газету. Сьюзан, эмоции которой всегда были написаны у нее на лице, стояла позади нас вся в слезах. Я держала Саро за руку и не могла поверить сумасшедшей скорости, с которой районный клерк женил людей. Меньше чем за пять минут мы стали мужем и женой, и никто из членов нашей семьи об этом не знал. Это было именно то, чего мы хотели.
Солнце ярко светило, когда мы вышли из темных глубин мэрии. Мы решили, что лучшим способом отпраздновать это событие будут кусок пиццы и неспешная прогулка обратно по городу в сторону нашего квартала. Шанс пройтись по Манхэттену как молодожены случается только один раз. Мы выбрали живописный маршрут, сделав остановку в Челси, пройдя через Таймс-сквер и затем перейдя через Линкольн-центр, прежде чем вернуться в нашу квартиру на 92-й улице. Мы остановились и купили сыр у Забара. В тот вечер у нас была домашняя паста Саро, посыпанная тертым пекорино. Я налила вино, и мы поздравили друг друга. Моя жизнь ощущалась полной возможностей. Рядом со мной был мужчина моей мечты и чувство, что карьера, о которой я всегда мечтала, рядом, стоит только протянуть руку. Я находилась в самом центре магического водоворота.
– Ты должен им сказать, – сказала я Саро, когда мы поздним утром следующего дня отправились на пробежку вокруг Голливудского озера, прославленного муниципального пруда, расположенного на роскошном склоне между домами селебрити и эвкалиптовыми деревьями. Наше совместное время в Нью-Йорке оказалось коротким. После того как я исполнила мелкую повторяющуюся роль в мыльной опере, моих первых реальных ТВ-съемках, я сразу же нашла агента, который сказал мне, что я должна переехать в Лос-Анджелес, и чем быстрее – тем лучше. У нас не было ни работы, ни мебели, но было много амбиций. Я записалась на свое первое прослушивание и немедленно сказала Саро: «Я думаю, я смогу привыкнуть к этому».
Годы жизни в Лос-Анджелесе пролетели в стремительном круговороте прослушиваний, сценариев, отказов и поисков мест, где есть лучший итальянский кофе. У нас еще не было большого количества знакомых и друзей, и огромные пространства города ошеломляли. Но у нас был отвлекающий фактор в виде планирования нашей официальной свадьбы, которая перенесла бы нас обратно во Флоренцию, где мы сможем провести церемонию бракосочетания вместе с друзьями и семьями.
За почти пять лет, которые мы с Саро были вместе, я едва обменялась приветствиями с его родителями по телефону. И все же для меня оказалось неожиданностью, что он до сих пор не сообщил им, что мы собирались пожениться (снова), на этот раз в Италии.
Приглашения были заказаны на английском и итальянском. «Мы просим вас о чести присутствовать на свадьбе…» Саро заказал кольцо с огромным сапфиром, у которого были настолько голубые грани, что они могли заставить Средиземное море позеленеть от зависти. Это был пятикаратный цейлонский королевский голубой овал, окруженный шестигранными бриллиантами, посаженными в 18 карат белого и желтого антикварного золота. Я знала, что буду привыкать к такому кольцу всю жизнь. Все происходило одновременно.
– Я знаю, я знаю, – отвечал Саро. Он переводил дух, его черепашья скорость не поспевала за моей заячьей. – Притормози!
– Ну так когда? – я снова начала разговор уже за рулем нашей маленькой «Тойоты», спускаясь по ветреным холмам Голливуда, пока Саро искал на полу машины потерявшуюся бутылку воды. Любое упоминание его родителей напоминало ему об их взаимоотношениях, наполненных разочарованием, тревогами и страхом. Это были уязвимые места задолго до того, как он влюбился в меня.
– Не по телефону. Я должен сделать это по-своему, – сказал он, красный от нарастающей злости, поворачивая ключ в двери нашей квартиры на Кенмор-авеню в Лос-Фелисе.
– Саро, ты не выйдешь из этой квартиры до тех пор, пока не сядешь и не напишешь письмо своим родителям, – сказала я, протиснувшись мимо него, чтобы первой успеть в душ и оставить последнее слово за собой.
Пять черновиков, три дня, две болезненные бессонные ночи – и он наконец был готов отправить письмо. Оно гласило (на итальянском):
«Дорогие мама и папа!
Я надеялся, что мне не придется делиться этой новостью с вами в письме, но, к сожалению, я не могу сказать вам это лично. Я женюсь. Я люблю Темби, и мы проведем остаток наших дней вместе. Наша свадьба состоится во Флоренции этим летом, 26 июля. Я надеюсь, вы решите прийти. Я с радостью вас поприветствую.
Ваш сын, Саро».
Я отправила им письмо, и мы стали ждать.
Когда две недели спустя пришел ответ с Сицилии, он был решительным и в виде трехминутного потрескивающего телефонного звонка. Его отец, Джузеппе, сказал: «Non ho piu figlio. – У меня нет сына». Саро был опустошен. Наблюдать за тем, как он закрывается, было ужасно, словно хотеть помочь раненому животному, но не иметь никаких возможностей это сделать. Я пыталась приободрить его, но была сломлена весом своего собственного разочарования и рухнувших надежд. Такого я не могла предвидеть.
Если бы недоверие имело слуг, отец Саро был бы самым преданным из них. Вот то немногое, что мне удалось собрать из кусочков и частей информации, которые скрепя сердце предлагал мне Саро за эти годы. Я знала, например, что Джузеппе не разговаривает со своим собственным шурином почти двадцать лет, и все из-за неудачной шутки – она ему не понравилась. Я знала также, что он выращивает чеснок и готовит свое собственное вино, у него плоскостопие и узловатые колени, он играет в карты, а не домино и никогда не играет на деньги. Деньги он держит в тугой пачке, завернутой в пластиковый пакет и спрятанной между рейками под матрасом. Редко когда относит их в банк. Он доверяет почте больше, чем банкам, потому что почтальон живет в его городе, он знает, где его найти. А банковский работник живет в соседнем городе. В основном Джузеппе не верит никому из тех, кто родился за пределами входа и выхода из его почти забытого горного городка. Включая меня.
Я не думала, что их отчужденность может стать еще хуже, но сейчас он
