оставить свое беспокойное хозяйство и заглянуть в середину круга. А годы спустя сказать детям: «И я тоже слышал домбру джангарчи Ээляна Овла, видел своими глазами учителя Араши Чапчаева, который отправил за решетку зайсана».
Девушки успели за день дважды, а иные и три раза поменять свой наряд. Они появлялись в разноцветных платьях, высоких, с алой кисточкой шапках, в неглубоких шапочках-камчатках, в головных уборах из красного бархата, с отделкой из меха.
Приезд почетных гостей в хотон Бергяса можно было бы сравнить с щедрым летним дождем, внезапно выпавшим на потрескавшуюся от жары землю. В такие благодатные часы все живое выбирается из своих укрытий. И даже растения, огрузшие от влаги, склоняются друг к другу, словно ласкаясь, и на каждом лепестке сверкают мириады солнц.
5
Престарелому джангарчи, а также молодому учителю дали хорошо отдохнуть с дороги. Веселье шло без почетных гостей, но как бы уже во славу их. После полудня объявили скачки. В состязаниях участвовали пять пар мужских и столько же пар женских. Для первой шестерки соперников назначили пробег десять верст туда и десять обратно. Остальные пары бежали на пять верст… Первыми прискакали к обозначенной черте кони Бергяса, хорошо знавшие эту равнину от одного кургана до другого. Один из призов достался бойкому подростку из соседнего аймака. Бергяс ликовал. А во время скачек он вопил, будто резаный: одних подбодрял, других поносил последними словами. Не утерпев, даже выскочил на круг и чуть не угодил под копыта своего жеребца. На окрики судей он не обращал внимания, и лишь тихий зов и осуждающий взгляд Сяяхли возвращали его, хоть и ненадолго, в состояние, приличествующее старосте.
Потом черед дошел до борцов. Соперники в исподних штанах выходили в круг, силились подсечь друг друга подножкой, кинуть через себя, чтобы уложить соперника на лопатки. Побежденный уступал место другому. Победитель начинал новую схватку.
На круг выходили высокие и низкие, плотнотелые и худощавые, но жилистые, словно мускулы их были свиты из веревок. Верх над всеми взял тонкий в талии, но широкоплечий парень с удлиненным худым лицом.
Однако за борьбой и прочими развлечениями люди не забывали и об угощении — пили араку, водку, заедали кусками мяса. У костра свежевали еще одного быка, снимали шкуры с баранов…
В сумерках при зажженных керосиновых лампах седобородые старцы и состоятельные мужчины собрались в просторной кибитке Бергяса. Образовалось два круга. На самом почетном месте сидел джангарчи Ээлян Овла. Тут же удобно разместились Борис и Вадим. Они сидели по левую руку от Бергяса, а за ними уже учитель Араши Чапчаев.
Ээлян Овла начал совсем тихо и как-то вдруг, едва коснувшись струн домбры. Борис и Вадим даже не уловили начала импровизации. Все в исполнении джангарчи было для них непривычным: монотонное звучание, странная печаль в голосе исполнителя. Борис ждал нечто подобное оперному солисту или декламатору. Ведь народному эпосу «Джангар» почти пятьсот лет, и хранителями таких сокровищ могут быть люди, наделенные качествами чрезвычайными! Чем же привлекает к себе этот старик?
Сухой, небольшого роста, с жиденькими, пожелтевшими от табака усиками… Совсем дряхлый, жизнь только в голосе да в тонких усохших кистях рук. Лицо скуластое, испещренное морщинами, темное, как дубовая кора, и узенькие, глубоко сидящие карие глаза… Глаза были молоды, они жили картинами видений, вспыхивали светом озарения и тут же погружались в бездну печали. Джангарчи сидел, поджав под себя ноги, покачивался, цепко обхватив худенькой рукой домбру. Был он хил, внешностью зауряден, но люди покорялись его голосу. Люди внимали слову…
Вадим стал прислушиваться к ритмам напевной речи старика. В словах много согласных. Бегущий звонким ручейком мотив будто спотыкался о невидимые препятствия. Тем не менее он почувствовал: совсем не зная языка, кое-что понимает, может, просто догадывается, о чем поет джангарчи. Такое открытие взаимосвязи между собою и иноязычным сказителем удивило Вадима. «Как это можно понимать, не зная языка?» Долго он не знал, как ответить себе на этот вопрос. Потом понял: исполнитель движением губ, напряжением голоса, едва уловимыми жестами рук и головы, вплоть до полета отведенной от домбры сухонькой руки, превращающейся в некую птицу, изображает обширную степь, скачущий по ее сухим травам табун лошадей… Вот гудит земля под копытами, крошатся стебли трав и кустарники… Вот скачет одинокий батыр в доспехах, сшибаются пики и стрелы, звенят железо и сталь. И вдруг голова старца никнет — батыр сражен, силы оказались неравными… Но что-то в степи меняется. Голос нарастает, кто-то сильный и добрый, наверное мать или невеста, врачует раны, поддерживает всадника, благословляет на бой. Джангарчи неистовствует, в голосе его кипение, старческий голос его звучит отчетливо, звонко… Где-то вдали веков кипит бой… Перенесясь в те далекие дали, сникли над полем боя в благоговейном молчании потомки…
— Выйдем на минутку! — шепнул Борис.
Вадим отрицательно качнул головой, дернул за рукав нетерпеливого друга: «Сиди!»
— Надоело! — настаивал Борис. — Я же ни бельмеса не смыслю!.. Да и ты. Не притворяйся!
— Помолчи! Это же великолепно!
Вадим больно ущипнул Бориса за локоть.
Долго еще лилась из уст старца песня о степных богатырях, о великой и солнцеликой стране Бумбе. Но песня оборвалась, и учитель Араши поднялся со своего места.
Когда они трое вышли на улицу, учитель пересказал им одну из песен «Джангара». Может, Араши что-нибудь добавил от себя при переводе, но старинная легенда в его устах звучала настолько живо, что поскучневший было Борис не удержался от вопросов: «О чем говорил старик, когда взметнул над головой инструмент? Что случилось там, в эпосе, когда слушатели вдруг склонили головы и послышались рыдания?»
Учитель толковал обо всем спокойно, с достоинством знатока, откровенно радуясь тому, что русским парням джангарчи понравился.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
1
Солнце уже поднялось высоко, когда Вадим проснулся. Борис еще спал, сладко посапывая. Они улеглись с вечера под открытым небом на широкой телеге, застланной свежим сеном. Прислушавшись, Вадим уловил у изголовья фырканье лошадей, жующих траву. Повернув голову, он чуть не вскрикнул от удивления: привязанные за пятник телеги, стояли его гнедой и вороной жеребчик Бориса. Кони как ни в чем не бывало продолжали лакомиться цветущими шапочками клевера, ловко выдергивая клочки сена из-под развалившихся в телеге хозяев.
— Боря, разуй глазки! — толкнул Вадим дружка. — Взгляни-ка, что за сон нам приснился! — Борис посмотрел на лошадей и, ничего не поняв, завалился на другой бок, буркнув:
— Отстань!
— Чудило! Наши горбунки стоят!
— Нашел чему удивляться: Бергяс увел, Бергяс велел привести… Ну, народ! Нашли чем поразвлечься!
— А!.. — махнул рукой с досады Вадим.
