же, в своё время я наградил одного парня способностью узнавать, какое воздействие на него возымел тот или другой контракт. Но, когда я пытался более точно настроить эту способность, чтобы сэкономить баллы, у меня ничего не получилось. Журнал такого не позволит. Это не машина, которую можно обмануть, если найти слабое место в её условиях. У него есть, что называется, здравый смысл, который сам решает, какую модификацию я могу провести, а какую нет.
Я поднялся на ноги сжал кулаки.
Постоял так с минуту, выдохнул и посмотрел на время. Я переодеваюсь уже добрые десять минут. Мураками наверняка волнуется, пора вылазить… Хотя делать мне этого совершенно не хотелось. Я не мог, не понимал, как мне вернуться к нашей рутине теперь, когда свет надежды померк, и передо мною снова замаячила тёмная бездна.
В итоге и я сам не заметил, как вылез из грота и вернулся на пляж. Мои ноги несли меня сами собой. Я был на автопилоте, пока мои мысли были заняты… Ничем. Они были заняты отчаянием.
Мураками дожидалась меня у берега, возле водицы. Девочка приподнялась и посмотрела на меня голубыми глазами.
— Ты долго…
— Пришлось задержаться, — услышал я свой голос.
— Ты… Не переоделась, — вдруг, я заметил, что Мураками всё ещё была в своих шортиках и майке. Только я был в плавках. Это было немного неловко…
143. Метания
Это было немного неловко… С другой стороны, я сейчас был ребёнком, так что, наверное, со стороны всё смотрелось не так уж и странно. Наверное. В любом случае на всей протяжённости пляжа кроме нас никого не было. Мы выбрали на удивление безлюдное место.
— Я… — меж тем Мураками прервала мои мысли. — Подумала… У меня аллергия на солнце! Вот, — и положила руки на пояс.
Аллергия на солнце? Бывает. Я посмотрел в лицо девочки и заметил, что она старалась не смотреть в мои глаза. На её щёчках, действительно очень белых и мягких, который даже немного сливались с белоснежными волосами, зардел румянец…
Ах вот оно что… Ей просто было неловко раздеваться. Я не против. Вот только можно было сказать об этом заранее, чтобы мне самому не пришлось снимать одежду. Ладно. Пусть…
— Что там дальше у тебя в списке? — спросил я.
— Ах! Сейчас, — она сделала задумчиво лицо. — Плавать, искать ракушки, строить замок из песка… Вот так.
— Ладно, — я кивнул. — Начнём с замка…
В итоге наше песчаное творение в пору было находиться на картине Сальвадора Дали. Мураками строила разномастные башенки, рыла грот, наполняла его водицей и выдавливала винтовые лесенки… Получалось всё это довольно криво, но очень мило. Я ходил по берегу и собирал ракушки и камушки, которые мы потом использовали в качестве черепицы. Мы работали так долго, что потихоньку стал начинаться прилив, и наше творение стало размывать.
Мураками вздохнула и отдала замку честь.
Казалось, на мгновение, что сама девочка, что я смогли отвлечься от мрачных мыслей, которые терзали наши души. После этого мы ещё немного погуляли и побегали вдоль берега, и даже немного, пятками, зашли в тёплую водицу.
Ровно в пять у Мураками зазвонил будильник. Пришло время собираться, если мы не хотели ещё полтора часа дожидаться следующего автобуса. Вместе мы вернулись на трассу… Всё дорогу домой я смотрел на заросли. Мураками как будто почувствовала перемену в моём настроении и тоже ничего не говорила. Знаю, это было глупо, и, по-хорошему, мне нужно было разговориться, устроить дружескую беседу, набрать побольше баллов, но я просто не мог заставить себя это сделать.
Все мои мысли были заняты попытками решить нашу проблему. Я даже не заметил, когда автобус остановился.
— Идём? — спросила Мураками.
— Ах, да… да, идём, — я растерянно кивнул, поднялся и пошёл на выход. Затем, примерно через пять минут, мы вернулись на нашу базу, на детскую площадку. Время было уже вечернее; дул прохладный ветерок. Я смотрел в небо, на яркое солнце, как вдруг Мураками прокашлялась.
— Что… Такое?
— Завтра уже… Эм. Предпоследний день.
— Предпоследний день…
Точно, предпоследний день перед тем, как меня вернёт назад в моё время. А значит…
— Мы завтра идём… Туда? — спросила девочка.
Она говорила про кладбище. Кладбище, на котором я обещал воскресить её родителей.
Хотя сделать этого невозможно.
— Да, завтра…
— Ум! — Мураками кивнула; её глаза загорелись ярким светом. У меня сдавило сердце. После этого девочка обещала принести мне немного еды на ужин и побежала домой; я, в свою очередь, свалился на скамейку и вздохнул. Проклятье… Как же всё это сложно.
Ладно, Кирилл. Ладно. Хватит унывать. Ты же главный герой, в конце концов, — надо что-нибудь придумать. Но что?
Я достал журнал и снова пролистал до страницы, на которой были перечислены мета-модификаторы. Мета-модификатор персонажей не работает. Предметов — тоже. Почему? Потому что нельзя просто взять и воскресить человека. Это нечестно. Слишком сильная способность, несбалансированная. Вот и всё… Что мне в таком случае остаётся?
Ещё есть мета-модификатор сеттинга… Может его изменить? Каким образом? Написать, например, что все люди с фамилией Мураками имеют девять жизней? Гениальная идея, только это примерно то же самое. Нет… Единственный вариант, с помощью которого я смог воскресить персонажей в прошлый раз — это РЕТКОН. Мета-модификатор сюжета.
Но он не работает.
Почему?
Я открыл его увидел следующую надпись:
«Главный герой победил древнего мага, но его девушка погибла…» Я не мог изменить данную сюжетную линию, хотя у меня уже хватало на это баллов, просто потому что нельзя менять последнюю главу. Потому что я не смогу потом за неё распалиться. Это даже не сюжетное правильно, а просто глупое ограничение, которое придумали Юдзи и журнал. Просто интереса ради, я снова надавил пальцем на фразу «Девушка главного героя»
…Расчёт…
На кого вы хотите произвести замену?
На кого… Я вписал имя Нозоми. Не потому что я действительно хотел её… Просто ради эксперимента. Затем хмыкнул и, не дожидаясь, когда высветится надпись «ОШИБКА» — она довольно сильно действовала мне на нервы, — выбросил журнал в мусорку.
Затем я свалился на скамейку и стал разглядывать древесную листву, через которую пробивалось голубое небо. Вскоре пришла Мураками и принесла мне баночку тушёнки.
— Спасибо…
— Ничего… Завтра в это же время? — спросила она быстрым голосом, в котором явно чувствовалось волнение.
—
