Пошел греметь чашками и споласкивать их. Предполагаю, что ему тоже было неловко и он дал нам обоим чуть больше времени. Я прошла внутрь и села на табурет около стола, сняла шапку и расстегнула куртку. Огляделась вокруг. Небольшая комната. Недалеко от окна стоит старая пружинная кровать. Раритет уже для нашего времени. Рядом трёхстворчатый шкаф для одежды. В углу маленький холодильник, кухонный сервант, электрическая плита и умывальник. Вся мебель и обстановка не первой свежести, чувствуется запах курева. Напротив единственного окна — стол с тремя табуретами, на одном из которых я сейчас сижу. На окне висят какие-то замусоленные шторы. Женской руки тут давно не было, если не сказать — никогда. Сравниваю с нашей квартирой в моем городе и понимаю, что мама всё сделала для того, чтобы моя жизнь была лучше.
Тем временем отец налил кипятка и принес нам две чашки, сел напротив. Мне в кружку положил пакетик с чаем, а сам просто отхлебнул кипятка. Я, пользуясь моментом, невольно разглядываю его, изучаю.
Он выглядит намного старше своих лет. В волосах уже мелькает седина, а ведь ему нет еще даже пятидесяти. Легкие морщины заметно выглядывают на всех открытых участках кожи лица. В карих глазах потухший свет и отпечаток несчастной жизни. Когда-то мягкие черты лица к сегодняшнему дню обрели грубую оболочку. Ощущения подкрадываются, что он выпивает. По желтым пальцам рук и стоящему запаху в комнате, подразумеваю, что к тому же еще и курит. Но я не вправе его осуждать. Это его жизнь, и он проживает ее как хочет. Тем не менее мое сердце пытается в нем найти знакомые и в какой-то мере родные черты, несмотря на весь нерадостный внешний антураж.
Он первым задает вопрос:
— Арина, расскажи о себе. Где ты учишься, как живешь?
Я беру в руки чашку с чаем, просто медленно кручу ее по часовой стрелке, чтобы спрятать за этим действием свое волнение.
— Я уже отучилась, получила высшее образование, — перевожу на него свой взгляд и мы доли секунд смотрим друг другу в глаза. Я первой не выдерживаю его взор, начинаю разглядывать чай и добавляю. — Сейчас работаю учителем английского языка. У меня всё хорошо.
— Я рад за тебя. Как мама? — не дожидаясь ответа, он встает и открывает форточку. — Ты не против, если я закурю?
Я одобрительно киваю. Заметно, что он тоже нервничает, но у каждого человека свои способы успокоить себя.
— У нее всё тоже хорошо. Воспитывает моего брата вместе с отчимом.
Он повернулся ко мне вполоборота, закурил. Сделал затяжку и выдохнул дым в форточку.
— Брата, — еле слышно повторяет за мной. — У нее сын родился, — делает пару затяжек и уже громче для меня отвечает. — Я рад за нее. Я вообще за вас всех рад. Так должно быть. Каждый получает свое.
После этой фразы последовала долгая пауза. Я не решалась нарушить тишину, ведь было заметно, что он о чем-то задумался. Просто смотрела на него и понимала, что я его совсем не знаю. Во мне течет его кровь, я вижу в нем знакомые черты, но я не могу сказать, что я его люблю. Безусловно, я благодарна ему за жизнь, но его никогда не было в этой самой дарованной мне жизни. Я представляла все эти годы нашу встречу, ждала услышать от него слова, что он хотя бы сожалеет. Но вместо этого я слышу: «Так должно быть». Пусть я вырвала эти слова из контекста и быть может в них был заложен какой-то другой смысл, но именно за эту фразу цепляется сейчас мой мозг. В глубине души я надеялась, что наша встреча что-то поменяет, изменит мое отношение к нему или его ко мне. Но надежда эта не оправдалась, ведь даже сейчас, получив этот крохотный шанс, мы не можем назвать нашу беседу разговором по душам.
Отец нервно и молча докурил сигарету, сел напротив меня и, смотря на меня в упор, произнес фразу от которой моя голова пошла кругом.
Глава 23. Арина
— Арина, я рад, что мы с тобой встретились. — Он нервно водит руками по своим спортивным брюкам. — Это бог послал мне тебя, чтобы я успел попрощаться.
Я не понимаю, о чем он говорит, поэтому переспрашиваю:
— Ты куда-то уезжаешь?
Он кивает отрицательно головой и последующие его слова меня оглушают и одновременно парализуют:
— Я умираю. У меня рак. Мне осталось жить по прогнозам врачей всего пару месяцев.
Воздух. Мне нужен воздух. Я делаю глубокий вдох и понимаю, что это не помогает. Начинаю дышать носом. Часто. Быстро. Испугано. Это такая шутка судьбы? Тогда почему ни фига не смешно?
Я до конца не могу "переварить" услышанное, а отец, словно набравшись смелости и решимости, пока не передумал, продолжает:
— Наверно, это моя кара за то, что я прожил неправильную жизнь. — Он начинает отрешенно смотреть в окно и неспешно рассказывать о своей жизни. — Когда я встретил твою маму, я влюбился в нее. Даже скажу тебе больше, мне кажется, я всю жизнь только ее и любил. Но быт, ребенок — это не для меня. Я не создан для такой жизни. — Он эпизодически и изредка переводит взгляд на меня, искоса наблюдает за моей реакцией. А я в легком шоке, сижу и внимательно его слушаю. Словно пытаюсь запомнить и прожить каждое его слово вместе с ним. — Мне хотелось праздника жизни, веселья, а не решать все эти насущные проблемы. Я пытался какое-то время быть хорошим отцом и мужем, но у меня это не получалось. Поэтому я начал пить, не приходить домой. Я видел, что рушу жизнь твоей матери, поэтому я просто сбежал. Подло, трусливо, но считай, я дал ей возможность начать всё с чистого листа.
С чистого листа? Как можно оставить любимую женщину одну с ребенком на руках? Без денег, без собственного жилья, без мужского крепкого плеча рядом. Не могу сдержать эмоции, поэтому говорю вслух:
— Ей было сложно одной растить ребенка.
Мне было пять лет, может чуть больше. Но я помню мамины слезы и истерики, когда он ушел. А я не понимала,
