Об интересах и направленности взглядов Андреас-Саломе с достаточной полнотой позволяют судить две её статьи 1890-х годов: «Иисус-еврей» (1896) и «Религия и культура» (1898). Основной их пафос — богоискательский.
Бог, по убеждению Андреас-Саломе, — органическая изначальная субстанция, как бы сердцевина вещей. Он неразрывно слит с Природой, его корни теряются в непроглядном мраке изначального хаоса. В глубокой древности, пишет Андреас-Саломе, Бог соседствовал с человеком, был рядом с ним и воспринимался как «ближний».
Он не карал людей, не сковывал их понятием греха и цепями этики. Человек ощущал себя связанным с божеством через кровь жертвоприношений. Но чем шире становился круг людей, поклонявшихся божеству, тем слабее становилась его связь с ними и, в конце концов, Бог «умер» — превратился в абстракцию.
Это, в частности, произошло с Христом, который первоначально был создан языческим мироощущением иудейских племён. Продолжая начатый Ницше поход против христианства, Андреас-Саломе обращается к религиям нецивилизованных народов и противопоставляет этическому духу христианства таинства языческих обрядов.
К подобным же («кощунственным», с точки зрения ортодоксального христианина) мыслям склонялся — ещё до встречи с Андреас-Саломе — молодой Рильке. Не случайно статья «Иисус-еврей» произвела на него огромное впечатление.
Воодушевлённый знакомством с Андреас-Саломе, Рильке пишет цикл стихотворений «Видения Христа». В одном из писем поэт признавался, что стихи эти имеют для него исключительное значение: «В них зреет будущее, которое сопровождает мою жизнь».
В основе воззрений молодого Рильке лежало активное неприятие современного ему «делового» и «суетного» мира, отрицание религиозно-нравственных ценностей, на которых он зиждется. Этот внутренний бунт принимает у поэта форму религиозного переживания.
Традиционные представления о христианском Боге кажутся Рильке ложными, этого Бога больше не существует. То, чему поклоняются люди в наши дни, скорее, видимость Бога, в которого не верят, а «играют». Эта болезнь, охватившая современный мир, связана с утратой людьми непосредственности и цельности, предполагающих близость Бога и человека.
Бог «Видений Христа» — живой человек из плоти и крови. Он страдает от зноя и холода, голода и жажды. Стремясь подчеркнуть земную сущность Христа, поэт даже упрекает его в том, что вместе с Марией Магдалиной Христос не произвёл на свет ребенка.
Бог «Видений…» изменчив. То бродяга в лохмотьях, то слабоумный нищий, то слепой мальчик. Так, постоянно меняя свой облик, скитается он по свету, убеждая людей в ложности их представлений о нём.
Он ближе всего к детям, его цель — «раздать им небо». Всегда мучившая Рильке мысль о том, что отдельный человек, как и всё человечество, с возрастом утрачивает своё детство, проступает здесь вполне отчётливо. «Я — детство, я — воспоминание», — говорит о себе Бог, который видится Рильке.
Влияние Андреас-Саломе определило и тот повышенный интерес к России, который проявляет Рильке уже летом 1897 года.
Живя в Германии, Лу Саломе не порывала связи с Россией. Вплоть до 1914 года она регулярно наезжала в Петербург, чтобы навестить родных мать и братьев, и как раз во второй половине 1890-х годов она переживала чувство «обретения родины».
Поиски «новой религиозности» побуждают её, как и многих других в ту пору, обратить свой взгляд к России. В Германии наступала неоромантическая эпоха — эпоха духовных исканий, окрашенных преимущественно в мистические тона. Новое поколение, пришедшее на смену натуралистам, решительно отвергает вслед за Ницше традиционные христианские догматы и тянется к «естественности» и «первозданности», утраченным, якобы, в современном мире.
Это убеждение разделяли и Андреас-Саломе, и Рильке. Стремление приблизиться к духовной сущности бытия неуклонно ведёт неоромантиков «вглубь» и «внутрь» — к иррациональной «душе». Именно «душа» становится в неоромантическую эпоху неким смысловым средоточием, в котором преломляются основные тенденции нового идеализма. Подобно своим предшественникам начала XIX столетия, неоромантики тянутся к древним цивилизациям Востока. В современном же мире эти поиски приводят их к «открытию» России, где весьма расплывчатое понятие души обретает свою конкретность в «русской душе».
Глубоко увлечённая этими русофильскими настроениями, Андреас-Саломе пытается установить личные отношения с русскими писателями и критиками. В поле её зрения попадает «Северный вестник» — первый в России журнал, где с начала 1890-х годов систематически печатались произведения русских и зарубежных авторов, выражавших характерные настроения конца века.
Сблизившись с редакцией «Северного вестника», Андреас-Саломе становится в 1896–1898 годах постоянным автором этого журнала. В 1897 году она приглашает к себе в Вольфратсхаузен под Мюнхеном, где проводит лето, Акима Волынского, идейного руководителя «Северного вестника».
Следы общения и сотрудничества Андреас-Саломе с Волынским видны в ряде её работ того времени, например — в статье «Русская литература и культура», написанной летом 1897 года. Другая статья Андреас-Саломе — о Лескове, «Русская икона и её поэт», также явно инспирирована Волынским, первым русским критиком, по достоинству оценившим талант Лескова.
Общение с Волынским сказалось и в небольшой статье Андреас-Саломе «Русская философия и семитский дух», где говорится о наиболее заметных, с точки зрения автора, представителях русской «университетской философии». В этой статье Лу Саломе пыталась установить как родство, так и различие между русским и еврейским типом сознания, высказывалась о современном положении евреев в России, о необходимости допустить философов еврейского происхождения к преподаванию в русских университетах (иначе, о необходимости оплодотворить русский «метафизический» дух интеллектуальным «семитским» началом).
Страстное влечение к Лу не могло не обострить интереса Рильке к России независимо от того, в какой степени он был ранее знаком с этой страной. Присутствуя при беседах Лу Андреас-Саломе и Волынского, Рильке запоминает русские имена, доселе ему неведомые (Гаршин, Лесков), слышит русскую речь. Он не только читает, но и переписывает набело статьи Лу, насыщенные русской тематикой. Можно сказать, что сближение Рильке с Россией началось именно в Мюнхене и Вольфратсхаузене в мае-июле 1897 года под непосредственным воздействием Лу.
Ницше утверждал: «Двух вещей ищет настоящий мужчина: опасности и игры. И потому он ищет женщину как самую опасную игрушку». И добавлял: «Лабиринтный человек никогда не ищет выход, но всегда Ариадну».
Вольно или невольно Лу показала, что Ариадна, разыгрывающая «опасную игрушку», сама становится лабиринтом.
Юный Рильке просил у Судьбы иного:
Тысячи диких вопросов ношу я в себе. Когда к ним взываю, возвращается лишь эхо, но не ответ. Эти вопросы подобны безмолвным башням… Но когда-то на них проснутся колокола и день праздничный будет объявлен. И потому ищу я Ту, которая раскачает колокола И невидимые верёвки возьмёт в свои руки.
Эти строки написаны за месяц до его встречи с Саломе. Вот в сердцевину какого ожидания вступила Лу 12 или 14 мая 1897 года в театре на площади Гертнер в Мюнхене. Точная дата знакомства затерялась в её памяти, но 14 мая она уже писала о Рильке в своём дневнике — о том, как они гуляли всю ночь — она, этот молодой поэт и известный мюнхенский архитектор Август Эндель, обсуждая только что увиденную ими премьеру «Тёмной ночи» фон Шевитха и ещё море всякой всячины.
