набродиться по торговым рядам, а мне накупить всякой всячины для наставника, родни и возлюбленной. Да и для себя самого я нашёл подарок в виде причудливого кинжала, который называют джамбия. Он так нравился не только мне, но и всем вокруг, что с того дня я постоянно носил его при себе, коль обстоятельства не требовали иного.
На второй день нам показали местные храмы, хотя внутрь без споров пустили лишь в тот, что принадлежал последователям цзиньдао. Три храма, посвященных разным ипостасям их бога Ишаны, располагались прямо на земле внутренней крепости, ещё один, уже в пределах большой городской стены, был посвящен божеству войны, демоноборцу и стрелку-защитнику, который дал имя всей их стране. Ещё три храма были посвящены местным звероподобным существам — быку и корове Гау, повелителю птиц Гаруре и уже знакомому нам богу-обезьяне Ванаре. Обитель последнего после долгих уговоров и переговоров нам даже дозволили посетить и принести небольшие дары. Впрочем, святилище было столь маленьким, тёмным и невзрачным, что мы бы ничего не потеряли, кабы даже нам отказали. В храме цзиньдао тоже не нашлось ничего примечательного, кроме большой ступы.
И так бы мы и остались в молчаливом недоумении и разочаровании, коль Сяодин бы не выдержал и не спросил на обратном пути — «Неужто у вас в Пасчимадваре нет ни одного храма какой-нибудь богини?». Сахил странно поглядел на него и ответил, что в городе и впрямь нет, но в двух-трёх десятках ли от городской стены есть храм Ликов Махеши.
Мы заинтересовались и попросили его рассказать об этом месте побольше, но, хоть до того он было чудо как словоохотлив, ответы на наши вопросы об этом загадочном святилище пришлось из него словно больные зубы клещами выдирать. Под конец он не выдержал и признался, что когда-то там стояли аж два храма, но оба были разрушены при нашествии кочевников, и в народе их звали просто храмами Льва и Змеи.
Второй стал пристанищем для змеепоклонников, в том числе последователей нагаджанских культов. Будто бы Аруны, дабы склонить нагаджанов к мирному сосуществованию с ними, пошли на многие уступки и позволили им строить по всей стране свободно свои святилища. Это принесло кое-какие благие плоды, и нагаджаны даже прислали своих воинов для отражения атаки кочевников с западных окраин, а после потребовали восстановления храма. К тому моменту уже правили Шьямалы, но дела их шли не так славно, как хотелось, и новые распри были ни к чему, посему им пришлось тоже уступить. Тогда жители города возмутились, и рядом построили ещё и храм Тридеви. И вышло так, что спустя время, в сущности, они слились и стали единым храмом. И ходить туда стали лишь те, кто в мире со змеепоклонниками или ж в отчаянном положении. Все прочие предпочитали молиться своей богине у домашних алтарей.
Я немного после пребывания в провинции Сян разумел, что к чему, и уже мне вечером пришлось объяснять своим спутникам тонкости сложившегося положения. А ещё я понял, что в том храме, очевидно, поклонялись той самой змеиной богине Баху, которую у нас стали почитать под именем Ни-Яй, старшей среди Юаньлэй, покровительницы юга и земли. Я так увлекся, что впал в какое-то особое оживление и сам не заметил, как предложил сходить всё же в этот храм и помолиться великой Ни-Яй и всем её сущностям о даровании нам защиты и благополучия на пути к дому. Сяодин и господин Гувэй меня немедленно поддержали, как и многие другие, мастер Ванцзу сдержанно промолчал, а Цун Даогао лишь пожал плечами и сказал, что день ожидается жаркий, и он, будучи воином, лучше побудет в прохладе, предоставив беседы с богами жрецам, как и положено. Ведь каждому следует заниматься своим делом[5].
Не знаю, что желал он тем сказать и в каких богов верят маньчжани, но пыл многих его слова остудили, и наутро в числе просивших сопроводить их за город оказалась лишь четверть из тех, кто затею поддержал изначально, то есть всего двое, не считая нас с Сяодином и посла. Мастер Ванцзу в последний момент поддержал нас, то ль от того, что не хотел, чтоб мы двое, его подчиненные, выглядели глупо, то ль и впрямь проникся моими увещеваниями. Как бы то ни было, мы просьбу свою озвучили и неохотно, но всё ж Сахил согласился проводить нас туда с условием, что мы проведем там не более получаса. Для нас этого было вполне довольно, и посему мы без споров согласились.
–
Верхом на высоких и красивых конях мы выехали за пределы Пасчимадвары ещё утром, примерно в час Змеи, и на его исходе, минуя скалы и степи, оказались в редколесье у слияния двух рек, которое в народе называли Землей Змеиного Языка.
Сначала мы ехали по довольно широкой дороге, уходящей прямиком на юг, но в какой-то момент свернули с неё в сторону, на юго-восток, и спустя какое-то время оказались у двух высоких не то колонн, не то столбов, за которыми, по словам Сухила, располагалось уже святилище, и он велел нам спешиться.
Тропа до храма мне и остальным моим спутникам напомнила дорогу духов, вроде тех, что вели к гробницам почивших императоров и их приближенных. Вдоль тропы рядами стояли на заметном отдалении друг от друга скульптуры львиц. А вот у самого храма отчего-то нас встретили изображения львов, с гривами и свирепыми зубастыми мордами. Отдаленно они напоминали статуи наших шиши[6].
Сухил пошёл первым и вернулся примерно дянь[7] спустя, когда мы уже замучились ждать. Хорошо ещё, что удалось скрыться в тени. Вместе с нашим провожатым явились двое — юноша, что взялся последить за нашими лошадьми, и старик лет шестидесяти, в белом одеянии, с лысой головой, тремя полосами на лбу и посохом в руке. Этот второй оказался жрецом и главным в том храме, потому и взялся нас проводить и всё нам показать. Появление наше, верно, вызывало у него противоречивые чувства: с одной стороны мы уж поняли, что чужаков в храмах местных божеств не любят, с другой — узнав, что мы пришли с подношениями, он не мог не порадоваться, ибо паломники приходили явно нечасто.
Поначалу пришлось идти по длинной галерее с колоннадой, и лишь, пройдя по ней с пару-тройку иней, мы оказались в огромном зале без окон, зато с колоннами и освещенном множеством
