— К черту эти камушки.
Да и правда, кому нахер они сдались? Пусть валяются у наших ног.
А по спине бежит сразу миллион мурашек, на мне бесформенная футболка и простые хлопчатобумажные трусики. Абсолютно ничего развратного и откровенного, но даже в темноте я вижу, нет, скорее, чувствую огонь в глазах мужчины.
Мне все равно, как я выгляжу, кожа горит под его пальцами, больно, но я молчу. Снова черная смородина и мускус наполняют легкие. Тишина, наше дыхание, стук моего сердца, как обратный отсчет очередного грехопадения.
Восемь… семь… шесть…
— Откуда ты взялась такая?
— Какая?
Игорь так близко, хватка слабеет, ведет по руке до локтя, выше, под футболку, сжимая плечо.
Пять… четыре… три…
— Не могу понять, но тебя одновременно хочется целовать, трахать до хрипов и стонов, смотреть на твои откровенные оргазмы, а потом забыть навсегда.
— Ты такой романтик.
Чуть улыбаюсь, хочу слушать его дальше. Пусть несет эту чушь, мне нравится.
— Я совсем не романтик. Тебя трахал Шульгин.
— Вы оба меня трахали. Считай, это была страсть. Влечение непреодолимой силы. Говорят, так бывает.
— Я не делюсь женщинами с друзьями, оказывается, не делюсь. Но тебя хочу даже после него.
— Это нормально?
— Нихуя не нормально.
Два… один…
Его руки уже под футболкой, сжимает талию, я задерживаю дыхание. Потому что все происходящее и для меня ненормально. Аморально и порочно. Но что есть мораль?
— Зачем тогда ты здесь?
— Сам не пойму.
— Уходи.
— Нет.
Пуск…
Запрокидывает мне голову, целует, сминая до боли губы, а я даже не могу ответить, парализованная его напором. Если Артём своим поцелуем, казалось, спрашивал разрешения, то Громов — нет.
Ему не нужно согласие или ответ. Никогда не нужно. Отстраняется, тяжело дышит, под моими ладонями стучит его сердце.
— Ты пахнешь майским небом.
— Это как?
— Охуительно.
— А говоришь, не романтик.
После визита Коленьки, который оставил тонну горечи и слезы обиды, этот мужчина заполняет все мои мысли. Он наполняет всю меня, пропитывая своим ароматом и проникая в каждую клеточку. Он мой адреналин текущий по венам.
Я помню вкус его члена, я помню свой оргазм на его пальцах. С меня снимают футболку, горячие ладони накрывают грудь, так томительно медленно и даже нежно.
Пытаюсь расстегнуть мелкие пуговицы на его рубашке, чувствую, как он улыбается. Но мне так необходимо прикоснуться к нему, почувствовать всем телом жар его гладкой кожи.
Снова целует, подхватывая на руки, обнимаю, наши языки сплетаются, я давно уже возбуждена. Громов отодвигает трусики, проводит по влажным половым губам пальцами.
— Будешь еще сильнее течь на моем члене.
— Пошляк.
— Но ведь будешь.
— Буду.
Старый диван скрипит под нами, если он развалится через несколько минут, придется покупать новый. Остатки нашей одежды летят на пол, Игорь переворачивает нас, усаживая меня на себя.
Я максимально раскрыта перед ним, трусь промежностью о возбужденный член, целуя грудь Громова, то место, где Зевс с занесенной над головой молнией хочет метнуть ее с небес, карая непокорных, усомнившихся в его власти людей.
Громов наверняка также карает все.
Ловлю свой первый кайф, спина прямая, глаза прикрыты, трусь клитором, как я хочу, возбуждая себя еще больше.
— Такая сучка красивая и развратная, — щипает за соски, посылая по телу легкую боль и удовольствие. — Об кого еще так терлась? Об Шульгина?
Мне хорошо. Даже его ревность заводит.
Двигаю бедрами, увеличивая трение, но Игорь резко поднимается, припадает губами к груди, покусывая сосок, лижет его, снова кусает. А пальцы, растирая мой возбужденный клитор, начинают трахать, нанизывая, растягивая влагалище.
Кричу, сжимая волосы Игоря на затылке, сама насаживаюсь, верчу бедрами. Никогда не думала, что буду получать такое удовольствие от фистинга.
Но хочется еще.
Глубже.
Сильнее.
Ярче.
Я уже почти на грани своего удовольствия, но тут все прекращается, Громов снова облизывает свои пальцы, как тогда, в номере, дает облизать мне.
— Презерватив, — мой тихий голос, секундное замешательство мужчины. — Я ничем не предохраняюсь, я полгода в разводе.
— В брюках.
В ворохе одежды ищу брюки, в кармане три презерватива.
— А ты готовился, я смотрю.
— Иди уже сюда, задолбали твои разговоры.
В темноте с ним на самом деле легче, рву фольгу, сжимаю член в руке, провожу по нему несколько раз. Большой, твердый, гладкий, хочу немного попробовать его на вкус. Облизываю влажную от моих соков головку, беру глубже, еще глубже.
— Доиграешься.
— Но ты ведь не скорострел.
— Снова много говоришь.
— Лучше сам помолчи.
Раскатываю по члену презерватив, сажусь сверху, меня потряхивает от возбуждения. Медленно оседаю, растягивая себя, расслабляя нижние мышцы, стараясь принять его весь, но не получается.
Мой громкий стон отдается эхом о стены полупустой квартиры, Игорь не шевелиться, только слышу, как шумно дышит. Гладит по бедрам, а я двигаюсь на его члене, вспыхиваю, как спичка, теряясь в ощущениях.
Мне кажется, что проходит целая вечность, спина мокрая, я двигаюсь то медленно, то быстро. Член упирается так глубоко, что вызывает легкую боль и удовольствие.
— Да, маленькая, прими глубже мой член. Давай, девочка, покажи, как тебе хорошо, покажи мне, милая.
Игорь делает резкие выпады тазом, держит меня за талию, кричу громче, горю изнутри, мышцы влагалища сокращаются на его члене. Бьюсь в своем оргазме, а Громов, с силой удерживая меня на месте, резко переворачивает, придавливая собой. Входит на всю длину, слишком глубоко, целует, заглушая мои крики, кончает сам, продолжая двигать бедрами.
Он такой тяжелый, что мне нечем дышать, глажу Громова по влажным от пота волосам, он выходит из меня, приподнимаясь на руках, стягивая презерватив, бросает на пол. Ложится рядом, прижимая меня к себе.
— Тебе не пора уходить?
— Нет, не пора.
Сил нет совсем никаких, даже спорить с ним и возражать, а уж тем более выгонять.
— У меня днем рейс.
— Куда?
