пойду.
Несколько секунд она слышала только его сопение. Зато внутренний голос сказал отчетливо и едко:
«Таких напыщенных дур я еще не встречал!»
— Если я сейчас убегу, они побегут за нами. Они… точно нас догонят. И потом убьют. — Она сказала это слово — «убьют» скорее для острастки. В глубине души она была абсолютно уверена, что парни не причинят ей вреда.
— Они нас не догонят, — настойчиво прошептал Давид. — Ты в большой опасности. Нет никаких взрослых. Никто нас здесь не ждет. Это другой… другой мир. Это не наше время, — он говорил это захлебываясь словами, а Лиза, прильнув к щелке между шершавых досок, наблюдала за Червяковым. Он докурил папиросу, щелчком пальцев стрельнул тлеющий бычок метров на пять, потянулся и вновь позвал:
— Эй, да сколько ждать можно! Я уже замерз, вылезай быстро, не то придется тебе помочь!
Но помогать ему не хотелось. Тропинка, ведущая к туалету, была слишком грязная и скользкая.
— Бежим, Лиза! На раз-два-три!
— Нет! — твердо сказала она. — Уходи, Давид. Я останусь с Костей. — Она сама не верила, тому, что вырывалось из ее рта, словно какие-то чары сковали ее сознание, подавив первобытный инстинкт самосохранения.
— Он не тот, за кого себя выдает! — шепот Давида того и гляди мог сорваться и привлечь внимание Червякова. — Ты в смертельной опасности! Смотри, смотри что я нашел в сарае, пока ждал тебя!
Лиза обернулась. В щелку просунулся лист бумаги. Она подумала и взяла его.
— Ну все, я иду! Ты доигралась!
Лиза резко прильнула к щелке. Червяков начал спускаться по ступеням.
Она судорожно взглянула на листок, но в темноте было практически невозможно разобрать, что на нем написано.
— Я ничего не вижу.
Под ногами Червякова захлюпала грязь.
— Давид, я ничего не вижу. Он идет. Убегай!
— Надеюсь, ты не провалилась в эту вонючую дыру, потому что у меня нет никакого желания лезть туда за тобой! — рявкнул Червяков и тут же, поскользнувшись, громко чертыхнулся.
Ни жива, ни мертва, она опустилась над дырой и замерла, закрыв глаза.
Позади раздалось шуршание, затем послышались едва различимые звуки удаляющихся шагов и в этот момент дверца туалета распахнулась.
Она приоткрыла глаза — здоровенная тень нависала в каком-то метре.
— Фу-ух, ну и вонища. Я думал, ты это… убежала, если честно.
Лиза отрицательно покачала головой.
— Жи…вот что-то болит…
Червяков замер, будто что-то почуяв. Лиза перестала дышать. Кажется, он прислушивался целую вечность, а когда вновь шевельнулся, она ощутила, что ноги так затекли, что она вряд ли сможет встать.
— Ты что ли бумагу тут нашла? — он кивнул на листок, который она держала в руке.
Ее прошиб холодный пот. Это был тот листик, который сунул в щелку Давид. Она забыла его спрятать, даже не посмотрев, что на нем написано.
— Да, там было… в стенке…
Он посмотрел на щель, из которой торчал обрывок газеты.
— Да тут все удобства! — расплылся он в ехидной улыбке. — Ладно… не буду мешать. Только пошевеливайся, я уже замерз как собака.
Лиза кивнула.
Он рывком закрыл дверь и внутри будто выключили свет. Послышались хлюпающие удаляющиеся шаги.
С трудом Лиза поднялась на ноги и прижалась к деревянной двери. Сердце гулко колотилось. Почему… почему она не сказала, что эти хулиганы… эти бандиты готовят нападение? Почему? Забыла? Или… что-то другое? Может быть, она хотела, чтобы они тоже испытали этот страх, который испытала она? Может быть, она хочет отомстить за презрительные взгляды и обидное прозвище «заучка», которое слышала в школе почти ежедневно? Или ей двигал азарт — посмотреть, что будет дальше и как они выпутаются из этой ситуации? Какой бы ответ она не давала на свои вопросы — все они звучали слишком жестоко.
«Но ведь они это все заслужили, так ведь? — сказал внутренний голос. — Ты ведь так думаешь?»
— Да, — сказала она вслух и испугалась своего голоса. — Они это заслужили. Ничего с ними не случится. Маленький урок им совсем не помешает, даже если… — она задумалась над этим «если». Воображение тут же нарисовало трагическую картинку, как сбившиеся в кучку одноклассники слезно просят о пощаде нагрянувших внезапно хулиганов, но им невдомек, что она могла бы предупредить их, когда они направили за ней посыльного Давида. Только ему не удалось уговорить ее пойти назад. И не потому, что она такая вредная или упертая. А потому что у всего есть цена. Они выбрали самый простой вариант — отсидеться в доме, в безопасности, ожидая, пока их найдут взрослые. Она же пошла навстречу риску и как победитель имеет право казнить и миловать. При этих мыслях в животе у Лизы вспорхнули бабочки. Разумеется, судить может только самый умный, самый храбрый и самый… дерзкий. Разве не так?
Как там говорил отец? Вернее, Марк Твен — всюду, где слабые и люди обладали чем-либо, что хотели иметь люди сильные, первые всегда уступали это по доброй воле. Так-то.
Разумеется, никто всерьез их наказывать не будет, все эти пугалки Червякова теперь снова показались ей смешными и отчасти даже нелепыми. Хорохорится, — подумала она. А эти его друзья… Она никогда не видела, чтобы Червяков проводил время в компании одноклассников. Его часто можно было видеть с ребятами гораздо старше, даже с мужчинами за двадцать и тридцать лет — она все гадала, какие у него могут быть с ними общие интересы и ей это не давало покоя. Однажды она даже видела… как те парни, с которыми он тайком переговорил за школьной мусоркой — потом избили этого старшеклассника, у которого отец работал трудовиком. Кажется, Витькин дружбан. Разумеется, она никому об этом не сказала. Теперь-то все встало на свои места. Это его друзья. Такие же дерзкие, нагловатые, явно смелее, чем ее одноклассники. И даже если они решат… туда пойти, напугать и даже… как они сказали, взять эти вещи… они же не всерьез, посмотрят и вернут. Но в случае чего, она, конечно же, поговорит с Червяковым, и он согласится с ее мнением, чтобы не перегнуть палку. Не станут они сильно их пугать. Нужно будет сразу его предупредить. Мало ли что.
Она вдруг беспомощно оглянулась. Пораженная своим мыслям, она оказалась словно застигнута врасплох, поймана с поличным. Лиза открыла рот, будто рыба, выброшенная на берег и, дрожа всем телом, тихонько, почти неразличимым в свисте
