— Невероятно!
Они вскрикнули одновременно, и Маттео Сальвани оказался прямо перед черным дулом направленной на него винтовки.
— Эй! Что это вы тут делаете?
Маттео, с надетым на лоб фонарем, смотрел на них круглыми от удивления глазами, весь взъерошенный, со стереомикроскопом на ремне через плечо, с молотком в одной руке и пинцетом для сбора образцов в другой.
— Это у вас нужно спросить, что вы тут делаете, профессор, — проворчал Роман, убирая обратно нож. — Куда вы, к чертовой матери, подевались?
— Нет, вы не поверите! Идемте, идемте!
Не в силах избавиться от ощущения, что они следуют за сумасшедшим алхимиком, Роман и Лейла обогнули огромный розовый с зеленым сталагмит и углубились в узкий проход высотой метр двадцать, наполовину скрытый крупным сланцевым валуном.
Туннель природного происхождения, насколько мог судить Роман, тянулся на добрую сотню метров в полной темноте; они продвигались по нему согнувшись пополам при свете фонаря Сальвани. Затем, когда тот внезапно остановился, они, наткнувшись друг на друга, очутились в полной темноте.
— Приготовьтесь, — прошептал Маттео. — Вы сейчас будете потрясены.
Сальвани посторонился, чтобы пропустить их, театрально раскинув руки.
— Fiat luxe![22]— воскликнул он, а Д'Анкосс, едва мелькнув перед ними, направил свой фонарь вверх.
Роман буквально окаменел.
Они оказались в другой пещере, меньшей по размеру, которую тоже омывало озеро с прозрачной водой. Но не это поразило его и Лейлу, застывшую позади. И даже не окаменевшая деревянная громада на песке, которая, судя по форме, когда-то была кораблем. И не предмет кухонной утвари, черный и круглый, — судя по всему, котелок, стоявший на широком плоском камне. Нет, это были рисунки. Пещера была покрыта ими полностью — и стены, и потолок. Сотни рисунков, желтых, красных, черных, изображающих людей и животных. Козлы, быки, пантеры, целый бестиарий, ощетинившийся когтями и рогами. Можно подумать, мы в Ласко[23], подумал Роман, только человеческие существа там были изображены не просто силуэтами, и не высокими, с длинными руками и ногами, а маленькими и приземистыми.
Люди на охоте. Люди у огня. Люди, стоящие в лодке. Люди с руками, поднятыми для молитвы. Первобытные Венеры с широкими бедрами, а вокруг — изображения ладоней с раздвинутыми пальцами. Ладони, широкие и крепкие, явно сделаны по трафарету.
— Фантастика! — пробормотала Лейла, приближаясь с фотоаппаратом наперевес.
— Нет, — остановил ее Д'Анкосс, — это может повредить живописи. Нам неизвестно, какие они использовали красители, и свет вспышки может ее испортить. Лучше попросим Яна зарисовать все, он уже руку набил.
Роман медленно передвигался вдоль скалы, восхищаясь оригинальностью рисунков и уверенностью руки тех, кто украшал эту пещеру. Среди изображений фигур людей и животных он заметил знакомые черные и красные точки и черточки.
И повторяющиеся геометрические узоры в виде горизонтальных параллельных линий.
Он подошел поближе, чувствуя, как внутри у него все сжимается. Нет, он не ошибся, это были именно они, изображения, вырезанные на трупах, и другое, которое позволило понять сцитал на глиняном сосуде и которое обозначало слово «человек».
Так вот как все сошлось: алебастровые камни, резня в деревне, затонувшее судно и убийство Омара и местных рабочих.
Он закрыл глаза, вновь их открыл, дыхание перехватило. Здесь, на этот раз нарисованный в натуральную величину, на него смотрел мальчик с сосуда, резко выделяясь среди прочих стилизованных изображений. Он приблизился, борясь с головокружением. Мальчик был изображен не один. Рядом с ним на коленях стояла женщина, и на руках у нее лежал ребенок. Череп у женщины был слегка вытянут, как у мальчика и у ребенка. На них не было ничего, кроме набедренных повязок и браслетов (медных?) на запястьях и лодыжках. А перед ними на плоском камне стоял котелок, в точности такой же котелок, какой сейчас рассматривала Лейла с таким выражением лица, будто это был предмет, приносящий несчастье.
Чувствуя дурноту, Роман отступил на шаг и натолкнулся на Д'Анкосса.
— Просто удивительно, правда? — сказал тот. — В этом подземном жилище явно обитало несколько поколений. Вот эта фреска, изображающая маленькое семейство, появилась, насколько я могу судить, в эпоху неолита, другие, без сомнения, относятся к раннему голоцену, около восьмитысячного года до нашей эры, а может, и раньше. Маттео скажет нам больше.
— Подтверждаю, подтверждаю! Перед нами страты многих человеческих сообществ, живших здесь в течение многих тысячелетий. Да ведь перед нами величайшее открытие двадцать первого века! — воскликнул он, пытаясь изобразить джигу. — Да-да! Дамы и господа, — продолжил он, делая комичный поклон, — восхищайтесь! Ecce Homo![24]
Потрясенный до глубины души, Роман не мог оторвать взгляд от живописных и резных изображений. Он внезапно почувствовал себя крошечным и в то же самое время частичкой неразрывной цепи, связывающей человечество. Миллионы людей жили, миллионы людей умерли, а он всего лишь крошечное звено этой цепи. Краткое мгновение плоти, наделенной даром слова. Голос Лейлы внезапно вырвал его из плена мечтаний.
— Он чистый!
Роман растерянно повернулся к ней. О чем это она?
— Он чистый, Роман. Котелок совершенно чистый!
Он увидел, как Д'Анкосс повернулся и бросился к котелку, за ним подбежал улыбающийся Маттео, не в силах отрешиться от увиденного.
— Чистый? — повторил Д'Анкосс, наклонившись над большим черным котелком.
Лейла подалась назад, с широко раскрытыми глазами.
— Не трогайте его! — прошептала она. — Его нельзя трогать! Он священный!
— Лейла, послушай! Ну что ты такое говоришь? — усмехнулся Маттео Сальвани. — Это всего-навсего котелок!
— Он принадлежит им! — воскликнула она, смертельно побледнев. — Там, внутри, еще осталось их дыхание!
— Дыхание? Чье дыхание, красавица моя? — добродушно переспросил Маттео. — Вот этих призраков, что на стенах?
— Они живые! Они еще живые! Они там! Народ, Народ вернется! — бормотала она и вдруг стала падать назад.
Роман увидел, как побелели ее глаза, и успел подхватить ее как раз перед тем, как она потеряла сознание.
— Она в обмороке! — закричал он двум другим. — Идите за Владом!
Он увидел, как Д'Анкосс побежал будто подстегнутый, а Маттео с беспокойством наблюдал за происходящим.