по слитку золота того же веса — это была бы ничтожная и дешёвая замена. Их помощь ашурийскому престолу бесценна, они не просто сделали для Ашури много прекрасного, они ещё и обучают ашурийских юношей по методе, доселе на Юге не известной. Царь был признателен Гелхарду — и сердечно огорчился, узнав, что его венценосный брат умер. К счастью, великая мать, которую великий отец счёл достойной править северным побережьем, в самом начале зимы, когда ашурийские послы уточнили, в силе ли прежние договоры, подтвердила всё — и обнадёжила ашурийского царя.
Правители Прибережья, в общем, вели себя с царём Ашури как добрые друзья, сделав народу Ашури много добра. И теперь пришла пора царю Ашури отплатить добром за добро.
— Именно сейчас? — спросила Виллемина.
А дело в том, продолжал принц, что именно сейчас приезжие с северных островов — не только купцы и моряки, но и дипломаты — начали говорить, что женская рука не удержит государство в узде, тем более что над побережьем нависла тень.
— «Священная война», говорят они, — сказал принц, щурясь. — Мы знаем, что островитяне зовут священной войной. В те времена, когда мой прадед, великий царь Тхарайя, взял в жёны мою прабабку Лиалешь, великую мать Ашури родом с северного побережья, островитяне поиграли в «священную войну» в нашей степи. Если бы кости легли иначе, в эту игру можно было бы проиграть аду всё царство Ашури… С тех пор эти игры не прекращались никогда — и каждый призыв к силам ада у пиратов зовётся священной войной или священным искусом.
— И вы решили предупредить меня, благородный царевич? — спросила Виллемина.
Принц приподнял голову — и стал совсем похож на хищную птицу. На степного орла какого-нибудь — такой взгляд у него был, зоркий, цепкий и недобрый.
— Вот, — сказал он, указав подбородком на огнепоклонника, который ел ложечкой взбитые сливки из чашки с кавойе и улыбался, как сытый кот. — Вот Далех, Белый Пёс из рода Белых Псов. При дворе благороднейшего царя Ашури было три Белых Пса, они рыскали в двух мирах и охраняли Гранатовый Трон. И все трое однажды пришли к царю, и взяли прах от его ног, и сказали так: великий отец должен знать, что северяне снова разбудили ад. Теперь ад пойдёт по земле, оставляя за собой пепел и неупокоенных мертвецов, и будет становиться всё сильнее с каждым шагом. Юная царица с северного побережья, названая дочь царственного брата великого отца, стоит на пути ада, тень разливается, как вода. Если северяне сдадутся или не удержат тьму, ад доберётся до наших земель по воде. И тогда благороднейший царь повелел мне и моим воинам отправиться к великой матери. Узнать, не начал ли служить аду её народ. Понять, верна ли слову она сама. И если великая мать по-прежнему стоит у ада на пути — остаться с ней. Отдать ей наше оружие, нашу силу, нашу волю. Остановить ад — или умереть, останавливая ад. Защитить нашу степь на северном побережье.
Виллемина приподняла вуаль на лице.
— Пусть великая мать не тревожится, — сказал принц глухо. — Со мной ведь Белый Пёс. Мы узнали о беде великой матери в пути. Мы очень торопились, но не успели. Это наша вина перед великой матерью и благороднейшим царём Ашури — и мы сделаем всё, чтобы её искупить.
— Вы сказали: разрешить сомнения и получить ответы на вопросы, — напомнила Виллемина.
— Ожидая великую мать, Далех беседовал с её шаманкой, — сказал принц. — Он разрешил наши сомнения. А поскольку сомнения разрешены, ответы на вопросы придут сами собой.
Я — шаманка? — удивилась я. Надо же. Этот Далех у них — Белый Пёс, и про Тяпку он говорил, что она белая собака. Белая — в смысле, не тварь из ада?
Эти южане говорят много, красиво — но сойдёт семь потов, пока доберёшься до сути.
— Благородный царевич Йа-Рлие позволит спросить? — вдруг сказал Раш. — Благородный царевич ведь не может присягать чужой короне, не так ли?
Принц повернулся к нему:
— Моя жизнь принадлежит благороднейшему царю Ашури и хану Хуэйни-Аман. И он сказал мне: стань северной царице оружием. Я могу быть союзником великой матери. И как союзник и верный клинок в её руке — готов подчиняться приказам её военачальников. Со мной двадцать воинов с Хуэйни-Аман и полукровок.
— Потрясающе, — сказал Раш. Он казался даже слегка ошарашенным. — Ваш приезд — это подарок богов, я до сих пор не могу до конца поверить. Мне кажется, всё это сон.
Орлиное лицо принца чуть дрогнуло: не улыбка, но почти улыбка. Глаза потеплели.
— Да будет ведомо высокочтимому Рашу, — сказал он, — что древние мудрецы считали жизнь сном, увиденным во сне. Только я не слишком чту эту странную учёность. Полагаю, наши общие враги не сочтут сном то, что им предстоит увидеть.
— Наши горожане за последние месяцы вдоволь насмотрелись на чудеса, — сказал Броук, — но такого чуда ещё никто здесь не видел. Ваших людей, благородный мессир царевич… Да даже у меня дух захватило, когда я услышал. Немудрено, что весь двор сбежался глазеть.
Принц улыбнулся заметнее.
— Нас нечасто встречают так, — сказал он. — Обычно Медное Крыло всё же вызывает страх в сердцах простого люда — даже на юге, где мы привычны. В дороге тревога грызла моё сердце: я боялся, что великая мать из опаски, с непривычки, из понятного недоверия отвергнет нашу помощь, а её советники, испытывая те же чувства, не станут возражать. Отвага и дружелюбие владычицы побережья и её свиты пролились на мою душу, как дождь — на степь, измученную зноем.
— Да будет известно благородному царевичу, — сказала Виллемина, — что женское любопытство насмерть меня загрызло. И я пытаюсь придумать приличную форму неприличной просьбе: как бы мне увидеть Медное Крыло развёрнутым!
Принц поклонился, приложив руку к сердцу:
— Великой матери нет нужды сдерживать любопытство и бороться с желаниями, ибо её желания — закон. Желает ли владычица увидеть это прямо здесь — или нам надлежит покинуть стены дворца? Скажу, что чары аглийе не несут никому и ничему вреда — но…
— Ах, пожалуйста, не опасайтесь! — радостно воскликнула Виллемина, а меня осенило.
Аглийе! Медное Крыло! Ах ты ж…
То-то Раш не может поверить!
Двадцать драконов! Медных драконов-бойцов с Чёрного Юга! И принц-дракон во главе!
