попортилось без свету и пищи. Сама понимаешь, как тяжело с двумя мужиками весь день провести, да и еще им настроение надо было повышать, чоб умом не тронулись, да и подлечить пришлось. Но я совсем справилась, вон каких орлов доставила, а ты меня коньяком попрекаешь. Давай огурчик и стаканчик, нервоз мой неизлечимый полечим. Моя ты голубушка...
От таких неуместных причитаний Анчутки, Марфа еле сдерживая смех, наливая обратно полный стакан самогона, она осторожно поднесла к его губам расстроенной гостьи, так как руки у той, от расшатанных нервов, ходили ходуном.
Переволновавшись, что в этом доме могут лишить не только двухсот грамм, но и с легкость перечеркнуть все заслуги в лечении, Анчутке с трудом удавалось переносить такую несправедливость. Да и дома было пусто, так как весь день она просидела в подвале, а подкроватный загажник уже был полностью осушен еще после обеда, когда Федот явился просить о помощи.
Сделав несколько глотков, гостья немного передохнула, с упреком поглядывая на хозяйку, за нанесенную обиду. Но ничего не говоря, чтобы не лишиться последнего, Анчутка продолжила, удивлять окружающих своим каждодневным аттракционом, по распитию спиртных напитков. Осторожно, как ни в чем не бывало, взяв у Марфы двумя пальчиками свою большую граненую стопочку, она махом опрокинула ее в рот, сделав при этом только один глоток. Затем резко выдохнув, взяла со стола огурец, который приготовили для закусона, довольная стала ерзать на лавке и на ее распухшем от грязи лице появилась довольная улыбка.
- Ну чо, Федот, тебе не дают...? Ну и правильно... Ведь не знают бабы, кто первым лечение производил. Но я пока молчу, так как не люблю предателей.
Гордо восхищалась Нюточка своим молчанием, тем самым шантажируя предварительного лекаря, который и был зачинщиком всей этой подвальной операции, проделанной в тайне от Марфы.
Но тот знал, что на долго ее не хватит и поэтому сделал вид, что та бредит, ведь пьянчужку слушать, что жен менять - время уходит, а ничего не меняется на столе.
-Девочка моя, не пора ли нам хозяйством заняться, пока Дуня баню натопит. А то Зорька поди оборалась,- почти строго обратился он к жене.- Некогда нам бредни слушать, ночь уже на дворе.
-Ой...! С вами тут про все забудешь! Поди включай в сарае свет, а я подойник с банками прихвачу,- спохватилась Марфа.
-Так... А мы домой... Дела доделывать, да за баньку, а потом и вас ждать будем,- сказала Евдокия.
-Люди....! А до меня вам теперь дела нет! А кто мне поможет в нормальный вид себя привести? Я деревню не собираюсь пугать,- растерянно возмутилась Анчутка, то и дело посматривая на недопитую бутылку.
-Ладно... Пошли с нами, чуток поможешь. Потом и тебя отмоем в баньке, - немного подумав, разрешила Марфа.
-Вот и ладненько... Только я давича к вам так спешила, чо даже сменное белье не взяла. У вас никаких ненужных шаболов не найдется?- вскочила от радости, гостья довольная, что ей не указали на дверь.- А потом я вам все верну, постираю и верну.
- Ну энтого добра у нас много. Дети с внуками, как приедут, так цельный ворох ненужных вещей тащат, здесь в деревне все сгодиться. Так чо подберем наряд самый современный и без возврата, в благодарность за зуб,- подбадривала незваную гостью, хозяйка.- А сейчас все... Шабаш... За работу.
Глава 16.
Все вышли из дома Шабалкиных в приподнятом настроении. Никита, взяв за руку Дуню, осторожно повел ее домой, потому что на улице было слишком темно, а фонарь на столбе, который единственный освещал улицу двадцати дворов, давно был разбит местной шпаной. И сколько не ходили жители в местный совет, везде им был отказ, ссылаясь на скудный бюджет. Вот уже два года они вечерами ходили, как слепые, на ощупь, при помощи палок.
Марфа открыла ворота сарая пошире, насколько это было возможно, чтобы свет немного осветил их двор. Федот занялся подготовкой стойла, которое принадлежало корове, постелив ей на пол опилки. Анчутке тоже нашлась работа- покормить чушку и почистить ее закуток. Физический труд для нее никогда не был обузой, а чувствовать себя нужной всегда доставляло радость.
Зорька увидевшая свою хозяйку, стала мычать еще громче, как будто ее хотели не доить, а резать, то и дело хлестая хвостом по своим молочным бокам.
Марфа молча подошла к калитке и слегка приоткрыла ее, боясь, что вредная корова может сигануть в глубь огорода. Вот тогда-то пришлось бы помучиться, чтоб поймать эту шельму. Но к радости своей хозяйки, та осторожно, боясь получить по загривку, вышла из калитки и встала, как вкопанная посреди двора, смело ожидая любого приговора, за незапланированную провинность.
-Вот поди погляди, корова, а свой характер имеет... Так бы и зашибла!- бубнила тихо Марфа, присаживаясь на маленькую скамейку, держа в руках подойник. Временно отставив его в сторонку, она осторожно стала мыть распухшее от молока вымя теплой водой из ведра, которое Федот всегда ставил на то место, где его жена доила Зорьку. Затем вынув чистую тряпку из-за пояса и промокнув ей соски, осторожно смазала их вазелином.
По всему было заметно, что эта процедура очень нравилась корове, которая стояла не шелохнувшись, стараясь лишний раз не хлестнуть своим стриженым хвостом комаров, которые то и дело донимали, кусая за ноги со всех сторон. А, когда Марфа начала доить, Зорька от облегчения томно прикрыла глаза.
-Ну вот, умница! Нет чобы сразу... А то ведь выкобениваться стала... Разве я тебе ровня? У меня уж нет силенок за тобой бегать... Ведь наперво надо было хозяина из западни выручать. Так нет тебе энто не по нраву, все норовишь себя на пьедестал поставить, все в лидерши записываешься. Избалованная ты скотинка.- приговаривала Марфа, боясь, что Зорька может взбелениться, так как режим был нарушен, да еще и в огороде оставили, не оказывая при этом никакого внимания.
Но все обошлось. Дойка прошла спокойно. В завершении Марфа прочитала тихонько молитву, перекрестила корову и загнала в сарай, где Федот уже приготовил ее стойло, пахнущее свежими опилками.
Потом, процедив в банки молоко, они вместе стали искать Анчутку, которой в это время было очень хорошо. Вычистив закуток и накормив чушку помоями, она присела с ней рядом и найдя в собеседнице родственную душу, стала, размышлять о жизни. Машка, нажравшись, села на задницу и косясь свинячьими глазами на опьяневшую собеседницу, завороженно хрюкала, делая вид, что она все понимает. В этот момент, казалось,
