– До свидания, Пейдж.
– Ну можно…
– Пейдж!
– Не хочу, чтобы ты шел один.
Я прижал ее к себе. Ее теплое тело дрожало от рыданий.
– Ты мне нужен.
Что я мог ответить?
– Мне жаль, что мы должны идти отдельно, но ведь это временно, обещаю, – сказал я. Главное, чтобы она понимала. – Так нужно, а потом все будет хорошо, все наладится.
Пейдж слабо улыбнулась и вытерла нос рукавом.
– У меня уже все наладилось.
– И у меня, – сказал я, повернулся и ушел.
Да, я нашел ее: красивую, исключительную, но она не принадлежала мне, мы не принадлежали друг другу, не принадлежали никому – только самим себе. Неужели я наконец понял, что такое дом? Неужели он внутри меня, всегда со мной, куда бы я ни отправился?
– Джесс!
Я обернулся.
За мной бежал Том, а за ним – вся в слезах – Пейдж.
– План изменился. Мы уходим как можно быстрее, до того, как эти козлы вернутся и снова нападут на нас.
– Когда выход?
– Через два часа.
Я посмотрел на циферблат: время пошло. Я в два раза быстрее их. Успею.
– Встретимся в Парке.
Пейдж повисла у Тома на руке.
– Боб говорит, мы придем туда к двум. – Том пожал мне руку. Я развернулся и побежал, выкрикнув на ходу:
– Встретимся в два!
– Джесс! – позвал Том.
Я обернулся.
– Спасибо тебе!
18
Было только девять утра.
Поворачивая за угол Двадцать первой улицы Вест, я оглянулся. Снова один. Постепенно я привык и в некотором роде полюбил передвигаться по улицам разрушенного города без спутников: таскать кого–то за собой у меня не возникало никакого желания. Я хотел сказать Пейдж, чтобы не волновалась за меня, но смысла в этой стандартной фразе было не больше, чем в совете взрослеть помедленнее. Я хотел сказать ей, чтобы наслаждалась каждой минутой, ведь никогда не знаешь, сколько тебе осталось, поэтому нужно торопиться жить. Но при этом замечать, что творится вокруг. Главное правило для улиц этого города. Главное правило, чтобы выжить на них в одиночку.
Бежалось легко. Мной владело радостное предвкушение встречи.
Я представлял, как днем возле водохранилища мы примкнем к группе из Челси Пирс и вместе, точно хоббиты, начнем спускаться в чрево земли. Лет в шесть или семь папа читал мне книжку про приключения маленьких забавных коротышек: старую, еще из его детства, с красивыми картинками. Я слушал перед сном истории про Бильбо, и почти каждую ночь мне снилось, как я путешествую по волшебному миру Средиземья, как участвую в захватывающих приключениях.
Я резко обернулся на шум. Пусто. Но я все равно остановился и прислушался. Скорее всего, что–то сдвинулось в завалах. Мой путь лежал мимо теологической семинарии, где работал Даниэль. Этому месту, в отличие от собора Святого Патрика, не повезло: уцелела только четверть здания, все остальное лежало в руинах.
Рекламный щит с девушкой в полный рост – наверное, раньше это был торец остановочного павильона – почти вертикально застрял в снегу, так что создавалось впечатление, что девушка идет прямо на меня. Она была похожа на Пейдж. Пейдж, судьба которой больше не была связана с моей: решать ее судьбу должны родители и, если повезет, она сама.
Я снова побежал; на Седьмой авеню взял на север. Я старался не сбавлять темпа, но и сильно не разгонялся, чтобы не споткнуться о мусор, который мог скрываться под двадцатисантиметровым слоем снега.
Как же обрадуются девчонки в зоопарке, когда я скажу им, что мы уходим: уходим под городом! Хотелось скорее вернуться к Рейчел. Как она там? Я переживал за нее, даже несмотря на то, что Фелисити осталась с ней в качестве помощницы. Удавалось ли ей справляться с животными в те дни, пока меня не было? Успевала ли она позаботиться о каждой зверюшке? Вот это у девчонок будут лица, когда я расскажу про Челси Пирс!
Осмотрев путь, я побежал на восток по Двадцать третьей улице. Я прихрамывал на правую ногу, раны терлись о грубую ткань черных джинсов, очень болели руки.
В памяти всплыла сцена, когда Том избивал Даниэля. По–моему, одна Пейдж поняла, что происходит, а три десятка взрослых просто стояли и смотрели, то ли не зная как, то ли не желая помочь. Именно тогда я понял: мне с ними не по пути; мое будущее с ними не связано; да, я уйду из города с этими людьми, если они согласятся, но только потому, что это приблизит меня к дому. Но в моем будущем их нет: и Пейдж там тоже нет, потому что она одна из них.
На пересечении с Пятой авеню я остановился, чтобы прислушаться и осмотреть дорогу. Все чисто. Изо рта у меня валил густой белый пар. Я направился на север по Пятой авеню – каждый шаг приближал меня к дому. Сердце стучало в ушах.
Какая же холодина стояла на улице! По правую сторону, в Парке что–то горело. Я много чего хотел сказать Пейдж. Мы могли больше времени провести вместе; можно было уговорить ее бежать со мной ночью – она бы согласилась, ведь она сама льнула ко мне, сама почему–то хотела избавиться от людей, с которыми оказалась заперта в Челси Пирс: причину я осознал только после той кошмарной драки, в которую никто не пожелал вмешаться.
Нью–Йорк всегда был странным городом – и сейчас ничего не изменилось.
На Рокфеллер–Плаза, стоя под навесом, я наблюдал, как сыплет белый снег: легкие, пушистые снежинки медленно ложились на землю. Ветра не было. Я разогрелся от быстрого бега. Прислонившись к каменной стене, я вспомнил, как хорошо мне здесь было. Наступал новый день. Я отдыхал, восстанавливал силы. Кроме меня, – ни одной живой души, никаких следов Охотников.
Да, именно здесь три недели назад во время экскурсии по Манхэттену я спрятался вместе с Анной от дождя. Утро тогда выдалось противное: холодное, ветреное, с неба непрестанно лило. Остальные ребята из нашей группы побежали в подземный торговый центр рядом с катком, а мы с Анной заскочили под этот навес: чтобы не мокнуть под ледяными струями, нам пришлось прижаться друг другу.
От нее пахло клубникой, она посмотрела мне в глаза, и мы поцеловались.
Я подумал о людях, собравшихся в Челси Пирс. Девушка Пейдж, ее мачеха Одри и проповедник Даниэль. Все остальные. Боб с неизменной камерой. Интересно, что получится из его кинохроник? Только вот вчерашняя ночь – единственная не зафиксирована на камеру, белое пятно в подробной истории Нью–Йорка после катастрофы. Хотя, должен быть тот, кто, наверное, видел все ее события, видел прошлое, наблюдает за настоящим и за мной прямо сейчас. Неужели Он знал, что будет, и не помешал? Пришло время проверить. Всего пара минут. Главное, побороть страх. Найти виновного. Узнать хоть что–то. Я взглянул на часы: успею.
19
Дороги на Манхэттене оказались почти сухими: падал небольшой снежок, слякоти не было, а в нескольких метрах над улицами повис туман, похожий на неяркое свечение ночных рекламных щитов. Пожарные машины стояли на прежнем месте, припорошенные белой крупой. В огромной воронке, поглотившей ледовый каток, не было ни единого отпечатка ноги.
