шраме от ожога на левом виске. Но это действительно было лицо гостя из другого мира, мира танков на Красной площади и обнаглевшей от безнаказанности преступности, мира строящихся с нуля по непонятным законам экономики и политики, мира стремительно рвущейся на дыбы инфляции, задыхающихся от смога городов и вымирающих деревень, мира безработицы и коррупции. Казалось и странным, и в то же время естественным, что он по доброй воле желает вернуться туда.
— Коля, ты мог бы попасть обратно хоть завтра. Но я хочу быть уверена, что ты не… не вернешься к прежнему образу жизни.
— А это мое дело и моя жизнь.
Алиса решила пока не обращать на подобные выпады внимания.
— Ведь в Богородицкое ты вернуться не можешь. Тебе надо будет устроиться где-то. Кстати, какая профессия тебя интересует?
— Не знаю.
— Но чем-то же ты занимался?
— Бутылки собирал, — в голосе звучала издевка.
— Слушай, не наговаривай на себя! Я знаю, ты грузчиком работал.
— А если все лучше меня знаешь, зачем спрашиваешь?
— Ну хорошо. А жить где бы ты хотел?
— В Москве бомжей много, одним больше, одним меньше.
— Чего ты тогда назад-то рвешься?
— А чего здесь ловить, у вас даже сигарет нету.
— Не надо. Ты себя ведешь хуже непонятливого ребенка. Я же только хорошего тебе хочу.
— Так, как ты сейчас, именно с детьми и разговаривают.
Герасимов, наконец, повернулся к ней и сел.
— А тот мальчик умер. Не вчера, а много лет назад. Перед тобой другой человек, который не стоит твоих усилий.
— Откуда ты знаешь, стоит или не стоит, ты же не пробовал начать все сначала, — тихо ответила Алиса.
— Откуда ты знаешь, пробовал или нет. Это бесполезно.
Несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза. Коля отвел взгляд первым.
— Спасибо тебе, конечно. Но лучше оставить все, как есть. Не знаю, чего ты про меня выяснила, сразу скажу, что все худшее правда. Конченый алкаш, который валяется под забором, и нечего со мной возиться.
— Это тебе так кажется. Иногда, чтобы всплыть на поверхность, надо оттолкнуться от дна. Сам говоришь, кашель уже пропал. Ты поймешь, как это замечательно — быть здоровым. Ты побудешь здесь, я тебе покажу, какой стала жизнь за эти годы. Понимаешь, если бы от меня зависело, ты бы остался тут навсегда. К сожалению, нельзя…
— К счастью.
— Но почему?
— А что непонятного? Я тут чужой, да и мне в этом мире неуютно.
— Для нас нет чужих. Понимаешь — нет. Ну как мне тебя убедить?
— В чем?
Действительно — в чем…
— В том, что жить стоит.
— А я не знаю, что ли? Бывает, с утра и вправду жизнь не мила — но только до опохмела.
И снова она не нашлась, как ответить, и снова он не выдержал ее взгляда и отвернулся.
— Не смотри на меня так… Просто никто не любит, когда залезают в душу.
— А я разве залезаю?
— Ну ты — нет… Но обычно без промывки мозгов не обходится.
Кулон на шее Алисы ожил. Она охнула, вспомнив, что последний раз настраивала его на расстояние в один километр. Но ведь Пашка теперь должен быть куда дальше.
— Слушай, мне позвонить надо… Не возражаешь?
Кажется, такие раньше были нормы этикета? Герасимов молча кивнул.
Алиса быстро набрала Пашкин номер. Тот откликнулся почти сразу:
— Паш, что, изобрели новый сверхскоростной двигатель, а я ничего не знаю?
— Чего это ты так решила? Потому что я слишком быстро вернулся?
— Да, я не ожидала, — Алиса вывела проекцию с браслета на стену. Пусть Коля не думает, что от него что-то скрывают. Но тот лишь без малейшей заинтересованности глянул на изображение незнакомого вихрастого темноволосого парня и отвернулся.
— Нас неожиданно распустили. Всех, так что не надо шуточек, что в Центре поняли, будто от меня вреда будет больше. Всех развернули на сто восемьдесят градусов и придали ускорение до родного дома. Вот и решил тебя навестить. Подумал, что ты в больнице, ведь в Космозо тебя нет.
— Ну, давай сюда. Заодно я тебя и с Колей познакомлю. Он, наверное, еще по видеосвязи общаться не привык. Правда? — она обернулась к Герасимову. Молодой человек лишь хмыкнул, что можно было перевести и как «да», и как «нет», и как «мне все равно».
Алиса отключила браслет.
— Я его встречу внизу, хорошо? — она уже почти дошла до двери, когда услышала вполне себе равнодушно прозвучавший вопрос:
— Что за хмырь?
— Что? — значение незнакомого слова уже всплывало откуда-то из подсознания, причем догадку дала не память — интуиция. Но тут Коля все тем же тоном произнес:
— Ну хорошо, тогда что за кадр?
— Ах, это! — Алиса вздохнула с облегчением. — Это не кадр, это проекция. Ну, как в кинотеатрах. Я думала, ты браслетом больше заинтересуешься.
— Чего тут интересного? Сотовый. В Москве такие есть. То есть были.
— Ну, не сотовый, хотя принцип похож. Там другая длина волн, их назвали видеоволнами, а связь — видеосвязью.
— Вообще-то я не то имел в виду. Ну хорошо, а что за ерунда пищала у тебя на шее?
— Это? — Алиса дотронулась до кулона. — Мода у нас такая была, лет пять назад. Самые близкие друзья делали друг для дружки такие реагирующие датчики. Просто приятное развлечение, ну как у вас девчонки календарики собирали. А с Пашкой мы с первого класса за одной партой, он мой самый хороший друг. Кстати, он тебя из огня и вытащил.
— Я не просил.
— Зато я попросила.
— И зря. Ладно, иди, встречай.
Она вышла за дверь и почти сразу уперлась в белый халат.
— Здравствуйте, Алиса Игоревна, — Гельцер-старший был безукоризненно вежлив.
— Здравствуйте. Вы, что же, и домой никогда не ходите? — меньше всего Алисе сейчас хотелось видеть именно профессора. Видимо, по ее тону он догадался.
— А вы расстроены. Не раскаиваетесь ли, что затеяли это?
— Что затеяла? — возмущенно вскричала Алиса, но, вспомнив, что ее голос можно услышать из-за двери, заговорила тише. — Затеять — это вы про человеческую жизнь? Интересные рассуждения для врача.
— Что вы, я же клятву Гиппократа давал. Я не о жизни, а о том, что вам не удастся сделать его таким, каким вы хотите его видеть. Тело я вылечу. Душу… Это богословский термин, а я атеист.
— Рано вы судите. Это только начало.
— Это действительно только начало, но в другом смысле.
— Простите, мне сейчас некогда. — Алиса быстро прошла дальше по коридору. У медицинского поста она оглянулась — профессор скрылся за углом.
Алиса остановилась за тонкой матовой перегородкой. Если уж совершенно посторонний человек
