Отец же положил тяжелые руки на стол и вздохнул:
— Как бы он и нам такое решение не выдал.
— А что… — и я осекся.
В нашей тяжбе хольмганг будет проходить также, как и у Эрна. Только вот вместо сакравора будет не мой отец. У Эрлинга всего-то седьмая руна, и при этом он самый сильный в Сторбаше. А у ярла Скирре пятирунный воин в няньках ходил, в дружине же какой-никакой хельт точно отыщется. Тогда разделают на части моего отца. И то будет лишь полбеды. Мать, Ингрид и младшего брата надо будет увести из Сторбаша и поселить в укромном месте.
— Да ты не бойся, — усмехнулся отец. — Конунг редко назначает хольмганг и только в том случае, когда точно знает, кто станет победителем. Ему ненужные решения богов ни к чему.
— Вот и отлично! Это Хрейн был подлым человеком, а ты — другое дело. У тебя дела идут хорошо, в Сторбаше тебя уважают, к тому же ты на той войне изрядно чего сделал для Рагнвальда. Так?
— Так да не так… Я тут послушал, что говорят про Хрейна и Сигарра. Оба — мелкие ярлы на нищих землях, толку с обоих немного: ни подати особой, ни людей в дружину с них не получали. Так что по большому счету конунгу было все равно, кем пожертвовать. Вот только Сигарр ему больше глянулся еще во время первой тяжбы. Мало кто ведь обращается к конунгу, не по обычаю это. Что, ярлы сами разобраться не могут между собой? Бежать из-за каждой драки к батьке ведь стыдно, верно?
Я кивнул.
— А Сигарр не постыдился. Обратился. Рагнвальд вынес правильное решение, показал свою волю, а Хрейн как будто наплевал на слово конунга. Потому тут и не могло быть иного исхода. Ну и хёвдинг твой подсуетился, сумел навести правителя на нужную мысль. У нас же иной случай. Я кто? Я всего лишь лендерман, во время войны вел малую дружину из одних лишь карлов, снаряжены кое-как. От нас толку почти никакого. А вот ярл Скирре изрядно рисковал, делая ставку на молодого Рагнвальда, отправил ему золото с серебром на плату наемным дружинам и своих лучших воинов отдал в полном снаряжении. И всегда Пивохлеб вел себя уважительно. У него земли богатые, людные. С него и подати не в пример нашей, и людьми-кораблями всегда поможет. Да если Скирре проиграет тяжбу, многие местные землевладельцы поднимут такой шум!
— Тогда зачем же ты вообще приехал, коли все знал?
— Тут, сын, другое… Даже если я проиграю и окажусь виновным, Скирре уже не сможет тронуть мою семью. Первое — ярл будет знать о нашей вражде и последит за Дагней и Фольсмундом. Второе — моя смерть потушит жажду мести у Скирре и его жены. Третье — я прилюдно выведу тебя из семьи, и ты будешь в безопасности.
Отец глотнул остывший напиток, чуть скривился из-за кислинки.
— Уже тут, в Хандельсби я услышал, что Скирре хотел своего сына Роальда отправить к конунгу. Тот лишь немногим был старше Магнуса. Наверное, ярл хотел, чтобы Роальд стал заплечным у Рагнвальдссона. Я видел, глянулся ты чем-то сыну конунга. Может, сам станешь его заплечным?
Я аж поперхнулся.
— Я? Заплечным?
— Так не у босяка бескорабельного, а у конунгова сына!
— Не по мне такое! За другим ходить да его жизнью жить…
Эрлинг потрепал меня по плечу:
— Не бухти. Пошутил я. Знаю, что не сможешь вторым. Ладно, пойдем спать. Посмотрим, что завтрашний день нам принесет.
Всю эту ночь мне снился один и тот же сон. Как Торкель Мачта отрубает руки и голову дяде Ове. Голова подкатывается к моим ногам. Я ее поднимаю, а оттуда смотрят мертвые глаза моего отца.
* * *
Дом слушаний был забит до отказа. Мы еле протиснулись через толпу бородатых мужиков, каждый из которых был выше меня на голову или две. Ингрид намотала распущенные волосы на руку, чтобы не оставить их на поясных пряжках зрителей. Отец хмуро растолкал всех широкими плечами и рухнул на скамью, в этот раз покрытую расшитой синей тканью.
Другая скамья была уже занята. Там сидел грузный хускарл с животом, похожим на бочонок. Видать, немало он выхлебал пива за свою жизнь. И вид у хускарла был вовсе не грозный, скорее, миролюбивый и располагающий к себе. Почти как у владельца хорошей харчевни, к которому заглянули богатые гости.
Сразу же вошли Рагнвальд с сыном и уселись на троноподобных креслах. Снова выскочил тощий человечек, развернул белую тонкую тряпицу и только хотел начать, как конунг сказал:
— Не нужно. Лендерман Эрлинг по прозвищу Кровохлеб, какая у тебя обида на ярла Скирре?
Люди в зале зашумели, заворчали. Я услышал бранные слова в сторону моего отца. Здесь что, собралась вся родня вырезанных им карлов?
Отец поднялся, медленно обвел зал взглядом, и все понемногу стихли.
— Я Эрлинг по прозвищу Кровохлеб, лендерман Сторбаша и окрестных деревень. Во время войны с Карлом Пришлым я был молодым карлом. Четыре руны. Столько же, сколько сейчас у моего сына. Я выполнил приказ моего конунга и за то был пожалован землями. Если кто затаил обиду с тех времен, тот может вызвать меня на бой и поквитаться.
— И помните, что ваша обида — не только на руку, державшую меч, но и на голову, которая ее направила, — тут же осадил всех конунг.
— Я правлю землями честно: по закону и по обычаю, — отец говорил тяжело, нехотя. Не любитель он молоть языком. Как, впрочем, и я. — Прошлым летом мой сын принес свою первую жертву, но не откликнулись ему боги. Отвез я тогда его на время в отдаленную деревню Растранд, к брату моей жены. А когда вернулся за ним, то нашел лишь сожженные дома да воняющие трупы. Лишь брат жены был положен в огонь, голова отдельно от тела. Сына своего я там не нашел. То ли увезли его в рабство, то ли убили и бросили с остальными, а я не смог узнать его кости.
Эрлинг сжал кулаки.
— Может, война началась? Может, лихие разбойники налетели? Может, выследил кто моего сына за мои прошлые поступки? Я вернулся в Сторбаш, думая, как сказать жене, что ее единственный ребенок мертв. Но там меня встретил сын, живой и невредимый. Сказал, что в Растранд приплыл корабль во главе с Торкелем Мачтой, он привез однорунных щенков. Чтобы они получили еще по руне-другой, убивая безоружных рыбаков, детей и стариков. Торкель убил брата жены, отрубил ему руки и голову. Однорунный мальчишка напал на моего сына, безрунного еще, и лишь волей Фомрира сумел Кай защититься. И получил первую руну! А после ушел лесами в Сторбаш, захватив единственного выжившего: малолетнюю девчонку, что пасла коз.
Ингрид фыркнула.
— Все знают, что Торкель в дружине ярла Скирре. А тем, кто напал на моего сына, был сын ярла Скирре. Конунг, ты запретил нападать на соседние деревни. Это не первая разоренная деревня в наших краях, но первая, где кто-то выжил. Вот мой сын, и он своими глазами видел все, что там случилось, — и он хлопнул меня по плечу.
Ярл Скирре выслушал это с прискорбным лицом. Когда упомянули его сына, он и вовсе прикрыл глаза ладонью, будто не в силах вынести. Магнус же напротив сидел с сияющими глазами. Ему явно нравилось слушать такие истории. Да, Роальд бы стал отличным заплечным, только вот кто бы кого слушался в итоге?
