Принц откидывается на спинку стула и вздыхает.
— Переехать в поместье за городом. На территорию, которую мы сможем обезопасить. Леди Оливия останется там — никто не входит и не выходит, пока мы не узнаем. Журналисты, фотографы и сумасшедшие не смогут приблизиться к ней на милю.
Николас постукивает ручкой по столу, размышляя вслух.
— Она будет изолирована.
— Она будет в безопасности, — возражаю я.
— И совершенно несчастна.
— Она может отдохнуть несколько месяцев. Смотреть «Нетфликс» и расслабиться — вы оба можете.
Николас смеется.
— На самом деле это было бы замечательно — на пару дней… а потом мы медленно начнем сходить с ума. Давай другой вариант.
Я пожимаю плечами.
— Ну… это очевидно. Дворец ведь был построен не просто для того, чтобы украшать город, — это крепость. Это ваш дом, где должны жить и рождаться члены королевской семьи. До того как вы послали традиции в задницу, все было именно так. Охрана обучена; люди в городе привыкли к присутствию королевской семьи. Они примут вас, леди Оливию и ваше потомство с распростертыми объятиями.
— Дворец не самое любимое место Оливии. Ребенок сделал ее более эмоциональной, чем обычно. Я не хочу, чтобы она расстраивалась.
И я его понимаю. Дворец полон самых отвратительных, снобистских ублюдков на планете, и Оливия однажды назвала его ворота золотой клеткой.
— Это не навсегда, — говорю я ему, — но сейчас это необходимо.
Николас медленно кивает.
— Я приму это к сведению. Спасибо тебе, Логан.
Я кланяюсь.
— Спокойной ночи, сэр.
Ему требуется две недели, чтобы подумать, две недели, чтобы убедить свою хорошенькую беременную жену в том, что это в ее интересах и интересах их будущих детей.
А потом мы собираем вещи… и отправляемся домой в Весско.
11. Логан
Возвращение с принцем Николасом в столицу Весско, во дворец, — это все равно что влезть в старые, поношенные ботинки. В них хорошо, знакомо, комфортно: те же события, люди и улицы.
Ты хочешь слепить снеговика…
С одним дополнением. В ботинках теперь лежит белокурый поющий камешек, который вызывает у меня грязные мысли и нереалистичные фантазии, и его зовут Элли Хэммонд.
Когда Николас принял решение вернуться домой на время беременности Оливии, мистер Хэммонд решил остаться, чтобы продолжить заниматься кофейнями. Я не знал, что будет делать Элли. Но мысль о том, чтобы уехать без нее, была… огорчительной.
Я не собираюсь к ней подкатывать, но я чувствую себя намного лучше, когда могу ее видеть. Быть рядом. Для ее безопасности, конечно же.
Оливия, невероятная женщина, предположила, что Элли будет полезно взять годик перерыва в учебе, прежде чем она начнет магистратуру по психологии. Итак, она приехала и проведет следующий год здесь, в Весско.
«Ты хочешь слепить снеговика…»
И вот мы во дворце, в столовой личных апартаментов принца Николаса, где он, Оливия и принц Генри завтракают на следующий день после нашего приезда. Я стою у двери, и звук энергичного певучего голоса Элли врывается в комнату, заставляя меня подавить довольную ухмылку.
— Она всю ночь смотрела «Холодное сердце», — объясняет Оливия, откусывая кусочек сухого тоста. — Она всегда отождествляла себя с Анной, а я, получается, Эльза. — Она хмурит брови. — Уж не знаю, хорошо это или нет.
В этот момент в дверь врывается «Анна». Мои глаза сканируют ее фигуру — светлые волосы, собранные в конский хвост, блеск губ, упругое, красивое тело, затянутое в простое темно-синее платье, которое обхватывает ее талию и завязывается сбоку.
Это будет в моих снах сегодня ночью. Потому что, если легонько потянуть за узел, платье развяжется и соскользнет с нее. Оставит ее полностью обнаженной. В моих фантазиях Элли всегда без трусиков.
— Всем доброе утро! — Она целует Оливию в щеку, затем садится за стол, и прислуга наливает ей чай. — Как вы спали прошлой ночью? Это был лучший сон в моей жизни!
Держу пари, так и есть. Она, должно быть, утомилась, намотав несколько миль по дворцовым залам за вчерашний вечер. Элли не приезжала сюда со свадьбы, и в тот раз они были так заняты приготовлениями, что у нее не было времени на осмотр. Теперь она хочет побывать везде, увидеть все сразу. «Высосать лимон Весско» — так она это описала.
— Эти старые перины потрясающие, — комментирует Элли, откусывая кусочек от своего круассана. — Таких больше не делают.
В глазах Генри появляется безрассудный, мальчишеский огонек. Ничего хорошего из этого не выйдет.
— Ты хочешь попробовать кое-что действительно потрясающее?
— Генри… — предупреждает Николас.
— Конечно! — Элли соглашается.
Это плохо. У меня плохое предчувствие.
Предчувствие усиливается, когда Николас, кажется, понимает, на что намекает его брат.
— Это было небезопасно, когда нам было десять; сейчас, наверное, еще опаснее. Она может сломать себе шею.
Генри пожимает плечами.
— Только если упадет. — Он протягивает Элли руку. — Давай, пойдем!
Они выскакивают из комнаты. И хотя каждый мускул в моем теле напрягается, чтобы следовать за ними, я должен получить знак от Николаса.
— Что происходит? — спрашивает Оливия.
Он кладет свою руку поверх руки жены.
— Лучше, если ты не будешь на это смотреть.
Резкий, но счастливый крик Элли — из главного коридора — врывается в комнату.
К черту ожидание. Я выбегаю из комнаты, Оливия и принц следуют за мной.
Мы в ужасе останавливаемся у подножия длинной, высокой, изогнутой двойной лестницы. Элли оседлала толстые перила из темного дерева, лицом вперед, готовая к старту.
— О боже мой! — кричит Оливия.
Николас качает головой:
— Я тебя предупреждал.
Элли отталкивается и быстрее, чем я успеваю до нее добраться — как будто она несется вниз по ледяной горке, — скользит вниз.
Если она потеряет равновесие, то упадет с высоты четырех с половиной метров на мраморный пол. Если ее вес чуть-чуть сдвинется вправо, она перевернется.
Вот на что похож сердечный приступ.
Элли летит вниз, твердо приземляясь на ноги, как кошка. Я кладу руки ей на плечи и помогаю встать прямо.
Она смеется.
— Это было… потрясающе!
— Я же говорил тебе! — Генри гордо улыбается.
— Что было потрясающе? — спрашивает леди Сара фон Титеботтум, невеста принца Генри, входя в фойе и подходя к Генри.
