пора.
Женя вышла из душа, обмоталась полотенцем. Она торопливо прошла по коридору в комнату, там встала перед зеркалом в полный рост и начала внимательно себя рассматривать. Высокая, не сильно худая, но и не толстая, умеренная. Грудь не слишком маленькая, но и не большая, мать говорит, что будет третий размер. Рыжие длинные волосы, Виталик называет её красавицей. Она не ощущала себя красавицей, а мама говорит, что так говорят все парни, только бы затащить её в постель, но, конечно, ей было приятно.
Женя вспомнила, как рассматривала себя в зеркало и в какой-то момент ей захотелось сесть перед ним, раскрыть ноги и рассмотреть себя там, свою женскую часть. Сегодня Виталик говорил ей такие бесстыдные вещи, он шептал ей на ухо о том, что хочет поцеловать её туда. Его шепот лишь усиливал её желание, но она бы вряд ли позволила сделать это с собой. Целовать туда… ему не противно?
Она подстелила простыню, села перед зеркалом и раздвинула ноги.
Как стыдно, непривычно, смотреть на себя вот так, Женя помогла себе руками, расправив края, чтобы рассмотреть запретное место пристальней, как вдруг дверь открылась, и Женя увидела в зеркале отражение бабки.
– Ты что делаешь? – раздался её истеричный голос.
Женя быстро вскочила и прикрылась простынёй. Бабушка смотрела на неё испуганными глазами.
– Ты это брось, извращениями разными в моём доме заниматься не смей, слышишь?
Женя стояла молча. Она чувствовала внутри обжигающий стыд, такой же, как тогда с кузеном.
– Оденься, простудишься, – бабушка подошла к окну и закрыла форточку.
Женя натянула трусы, пижаму и нырнула в кровать, она взяла с полки книгу, молча раскрыла и села читать.
– Это что у тебя на шее? – бабушка подскочила, сорвала с неё одеяло и грубо схватила за подбородок. – А ну, иди посмотри, – она дёрнула её за руку к зеркалу.
На шее стоял красно-синий засос. Черт, она же говорила Виталику, что надо поосторожней. Женя не успела ответить, потому что почувствовала резкую боль, бабка, быстро намотав на кулак её длинные волосы, потянула назад.
– Сука, только попробуй байструка нам сюда принести, выгоню и тебя, и его. Твоё дело учиться и пойти работать. Поняла меня?
– Ай, отпусти! – Женя попыталась вырваться, но бабка крепко держала волосы.
Женя дико заорала:
– Перестань! Больно!
Дверь в прихожей хлопнула, мама вернулась с работы.
Бабка отпустила волосы, Женя зарыдала и кинулась обратно в кровать.
– Вы чего разорались, на первом этаже слышно! – Мама зашла в комнату и растерянно переводила взгляд то на Женю, то на бабку. – Мама, ты почему не спишь? – обратилась мама к бабке.
– Поспишь тут с вами, – она зашаркала обратно к себе, – вся, небось, в тебя Женька-то, ты родила в семнадцать лет, и она скоро родит.
Мать истошно заорала:
– Не каркай! Я скорее убью её или зашью промежность.
Женя зажмурилась, словно почувствовала там внизу уколы иголок.
* * *
Женя открыла глаза. Рядом с ней сидела Лейла и гладила её по руке, шепча:
– Всё хорошо, моя хорошая, я рядом.
Женя дотронулась до своих щёк, они были мокрые от слёз. Мама тоже сидела рядом и смотрела на неё широко раскрытыми глазами, полными вины. В коллекции взглядов это был тот единственный, способный вызвать у Жени искреннюю жалость.
– Ты кричала, видимо, тебе удалось погрузиться очень глубоко, но сейчас ты с нами, я рядом, всё хорошо, – повторяла Лейла и продолжала гладить Женю по коленям.
Мама взяла Женину руку, но та нахмурилась и освободила руку. Что за показные нежности. Лейла внимательно осмотрела женщин по кругу. Все были в порядке, кричала только Женя.
Она сидела, обхватив голову руками, и чувствовала себя немного странно. Словно только что покружилась на быстрой карусели и всё вокруг размывалось по кругу.
– Дорогие, а теперь мы сделаем вот что. Закройте глаза. Вдохните и выдохните. Что вы хотите сказать себе теперь, после разговора с вашей йони, – произнесла Лейла и, остановив взгляд на Жене, добавила: – Если ты не чувствуешь, что готова, можешь пропустить эту часть.
Женя помотала головой. Нет ничего сложного в этом задании.
Что она хочет сказать сама себе? Она не знает, что хочет сказать, но точно знает, что чувствует прямо сейчас. Злость. Женя чувствовала, как всё сильней и сильней внутри клокочет яростная лава.
Она злилась на свою бабушку, которая внушила ей, что она – «ничего особенного».
На маму, которая никогда не говорила ей, что она красивая, и вообще никогда ничего не объясняла, ни про женское, ни про какое другое, только запрещала. А ещё Женя не понимала, почему мама ни разу не защитила её от бабки, своей же мамы.
Женя злилась, потому что сегодня почувствовала себя иначе, она впервые позволила себе мысль о том, что на самом деле прекрасна.
Ей хотелось рычать от злости, от всего этого, что прыгало сейчас в её голове и теле.
Сколько времени она потеряла и продолжает терять, словно находится в плену у чего-то, что не зависит от неё.
Жене хотелось разорвать опутавшие её невидимые сети, заглушить бесконечные голоса в голове.
Как же всё это достало!
Женя хотела махать руками, топать ногами, рычать или хотя бы взять и шарахнуть о стену это маленькое зеркало. Еле сдерживаясь, чтобы и правда этого не сделать, она быстро встала и выбежала из комнаты, побежала по ступенькам вниз, слёзы лились из глаз, затуманивая всё впереди, Женя выбежала в сад, бросилась на траву и зарыдала, она плакала и рвала траву вокруг себя. Она рвала, рвала, пока не устала, и тогда она свернулась калачиком, продолжая всхлипывать.
24
Анита
Лейла остановила Олин порыв последовать за дочерью, но когда встала Анита, её она сдерживать не стала.
Женя лежала на траве и тихо всхлипывала. Анита неслышно подошла и погладила Женю по ноге.
– Всё будет хорошо, – привычно вырвалось у Аниты.
Женя резко встала и выкрикнула:
– Не будет! – Она схватила траву и рванула её со всей силы так, что порезала руку, из пальца пошла кровь. – Ай, – Женя припала губами к ранке. Теперь она была не только заплаканная, с красными глазами, но и выпачканная в крови.
Анита быстро достала из кармана платок и протянула его Жене, та промокнула ранку и обмотала платок вокруг пальца.
Слёзы больше не лились, взгляд блуждал где-то вдалеке. Волосы растрепались, и завитки обрамляли белое с несколькими веснушками лицо, губы, и без того довольно пухлые, походили на сочную малину.
– Ты очень красивая, – не удержалась Анита.
Женя привычно помотала головой.
– Мама не говорила тебе об этом? – не унималась Анита.
Она понимала, что, скорее всего, нарушает сейчас Женины границы, а ещё лезет не в своё дело, всё-таки её мама тут рядом, но Аниту словно несло куда-то в потоке, она не могла сдержать то, что просилось наружу.
– Не говорила, – грустно прошептала Женя.
– Давай я буду твоя мама, и ты со мной поговоришь… – предложила Анита, сама удивившись своим словам.
Женя тяжело вздохнула.
– Моя мама… она никогда не говорила мне о том, что я красивая.
– Это же просто игра, – тихо сказала Анита.
– Если бы она была сейчас передо мной, я бы послала её на три буквы, вот, может, прямо сейчас и пойду это сделаю, – произнесла зло Женя и попыталась встать.
Анита вспомнила, на кого была похожа Женя. На женщину-пиратку Грейс О’Мелли. Рыжеволосую и дерзкую. Катя, старшая дочка Аниты, обожала рассказы про пиратов, у них есть огромная иллюстрированная книга. Анита обязательно попросит тётю Машу сфотографировать эту страницу и прислать ей, чтобы она могла показать её Жене.
– Ты похожа на красивую пиратку.
– Мама, не меняй тему разговора, – Женя посмотрела Аните в глаза, – я хочу сказать тебе кое-что важное.
Она вобрала воздух. Женя помолчала и через секунду, еле сдерживая слёзы, которые вновь начали капать по щекам, сказала:
– Мама, я не могу простить тебе твою… твою… нелюбовь.
Анита закрыла глаза, она вздохнула, это было очень странно, но она чувствовала состояние Жени, будто её тело перестало было только её, Анитиным… Аните не надо было придумывать слова, кто-то словно нашёптывал ей:
– Я люблю тебя как могу. Как любили меня. Прости меня, если можешь, я не хотела причинять тебе боль.
Слёзы Жени лились по щекам, солёные, попадали на губы.
– Дочка, ты красавица, я видела это с первого дня. Как только ты родилась. И потом, когда ты выросла, я смотрела на тебя и восхищалась твоей красотой. Ты напоминала мне картину Боттичелли «Весна», – Анита продолжала проговаривать не свои слова, словно кто-то подсказывал ей фразы.
