его сторону. — Мне все равно, что ты сделаешь.
А потом, мои щеки пылают так же жарко, как и моя задница, и я иду к лестнице, ведущей в спальни.
10
КАТЕРИНА
Мы не разговариваем два дня.
Не то чтобы мы не виделись. Домик маленький, по крайней мере по сравнению с домом моей семьи в Нью-Йорке, и полностью избегать друг друга невозможно. Напряжение между нами можно резать ножом, и я, честно говоря, удивлена, что Лука не наказал меня на следующее утро, после того как я снова наговорила ему гадостей, прежде чем отправиться спать. Но он не только не будит меня с приказом нагнуться над какой-нибудь поверхностью и поднять платье для наказания, он даже не замечает меня.
Это даже хуже, чем если бы он решил отшлепать меня еще раз.
На третий день Бруно возвращается с вещевым мешком одежды для меня, чему я очень рада. Я носила то, что было оставлено в комнате от прежних жильцов, а в данном случае это несколько пар черных леггинсов, которые нелестно обтягивают меня, и мужские рубашки на пуговицах больших размеров. Я безмерно благодарна за то, что у меня снова есть своя одежда, и горячо благодарю Бруно, прежде чем отправиться наверх, чтобы переодеться в то, что позволяет мне чувствовать себя более похожей на себя, в данном случае в джинсы и шелковую блузку без рукавов с достаточным декольте, которое, как я надеюсь, Лука сможет заметить.
Динамика между нами изменилась, и я не настолько наивна, чтобы думать, что он мог сделать это не нарочно. Раньше я держала его на расстоянии, пока он дразнил и мучил меня, заставляя постепенно отдавать все больше и больше своей невинности, но теперь он отстранился, став холодным, в то время как я лежу без сна по ночам, сгорая от желания получить больше его прикосновений. Та первая ночь в убежище пробудила во мне что-то, не просто осознание того, что я могу получить удовольствие от мужчины, но и более глубокую, темную потребность, о которой я не подозревала.
Я была почти разочарована, когда на следующее утро он не отшлепал меня.
Когда я спустилась вниз, Луки нигде не было видно. Окна заколочены, так что я не вижу, что происходит, но, стоя возле одного из них, я слышу негромкие голоса снаружи, это разговаривают Лука и Бруно, хотя я не могу разобрать, о чем они говорят. Я беспокойно переминаюсь с ноги на ногу, стискивая зубы от досады, что меня оставили в стороне.
Для меня, как ни для кого другого, важно, что происходит, и я хочу знать. Я ненавижу мысль о том, что меня нужно держать в полном неведении, под полной защитой. Я ничуть не менее умна, чем Лука, и могу помогать ему, быть его партнером. У моих родителей никогда не было такой динамики, но я надеялась, что тот, за кого я выйду замуж, захочет видеть во мне нечто большее, чем просто сосуд для удовольствий и детей, что он захочет, чтобы я стала и его партнером. Кем-то, кто мог бы быть полезен, иметь право голоса при принятии решений.
Это всегда было несбыточной мечтой, но я не могу не бороться с ней. Однако это только усиливает мое беспокойное настроение, когда Лука наконец заходит и закрывает за собой дверь на ключ.
— Что ты делаешь, обтираясь у окон? — Спрашивает он, сузив глаза, когда видит меня, и я краснею, мгновенно раздражаясь от того, что это первые слова, которые он произнес в мой адрес за последние сорок восемь часов.
— Пытаюсь не оставаться в стороне от всего, что происходит, — отвечаю я так же резко. — Тебе есть что мне рассказать? О моих родителях или о Софии?
Лука сжимает челюсть.
— Твое отношение опасно близко к...
— К чему? Ты собираешься привести меня в другую комнату, нагнуть над поверхностью и отшлепать? Заставишь меня снова глотать твою сперму? Если собираешься, то можешь хотя бы ответить на мои вопросы, прежде чем приступать к делу?
Лука усмехается.
— Тебе бы это понравилось, не так ли? — Он подходит ко мне ближе, от него исходит хвойный аромат его одеколона, его высокая мускулистая фигура нависает надо мной, когда он смотрит на мое бледное, вздернутое лицо. — Знаешь, твои комментарии перед тем, как ты легла в постель той ночью, и твое поведение после этого абсолютно точно заслуживали еще одного наказания. Я откладывал его, потому что не хотел навредить тебе, отшлепав еще раз так скоро. Но есть и другая причина, и ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю, Катерина.
— Я понятия не имею, о чем ты. — Я скрещиваю руки, вызывающе глядя на него, и он смеется. Это, конечно, только еще больше злит меня.
— Да, это так. — Он уже совсем близко, почти касается меня, и сердце бешено бьется в груди. — Ты хочешь, чтобы я снова наказал тебя, Катерина, осознаешь ты это или нет, но я думаю, что да. Последние два дня ты вела себя как стерва: отказывалась разговаривать со мной, воротила нос, когда я находился в комнате, таилась у окон, чтобы подслушать мои разговоры. Ты хочешь получить то, что тебе причитается. И поэтому я до сих пор не дал тебе этого, потому что это скорее наказание - оставить тебя корчиться, где бы ты ни сидела, желая испытать боль и удовольствие от моего ремня, обещание оргазма, если ты будешь терпеть порку как хорошая девочка. Это скорее наказание, чтобы ты гадала, когда же я наконец дам тебе его…если вообще дам.
Лука наклоняется еще ближе, его губы касаются моего уха.
— Может быть, я больше никогда не буду тебя шлепать, Катерина. Может быть, я позволю тебе всю оставшуюся жизнь хотеть того, о чем ты стесняешься просить, сгорая от этого. Я оттрахаю тебя быстро, красиво и ванильно, как хороший муж, и ты сможешь вечно страдать, желая того, что я дал тебе попробовать.
Я не могу
