Осуществлению этого блестящего плана помешал поводок, который Томка методично наматывала на кулак. Снуппи вдруг сообразил, что ему неудобно сидеть и таращиться в воду. Да и дыхание стало несколько затрудненным. Пес привстал, подвинулся, однако ему не полегчало.
— Кому сказала, иди сюда! — вдруг прогрохотал голос, который Снуппи, по простоте душевной, принял за глас Собачьего Бога. — К ноге!
Резкий рывок сбил его с ног. Не успел пес опомниться, неведомая сила поволокла его по камням. А спустя пару мгновений Снуппи сообразил, что висит в воздухе. Он в панике задрыгал ногами.
— Ай! — Собачий Бог был явно не в духе. — Черт! Ты мне чуть глаз…
Именно тогда пес увидел, куда же несет его неведомая сила. Перед левым глазом заплясали острые палки. Снуппи понятия не имел, что такое решетка ограды, но догадывался, что падение на острые палки добром не закончится. А неведомая сила оказалась не такой уж сильной, и с трудом удерживала его в воздухе. Пытаясь спастись, Снуппи извивался, скулил, рычал, клацал челюстями…
— Да не дергайся… Вот дрянь! Больно же!
Сила протолкнула его меж двух кольев и испарилась. На долю секунды Снуппи охватило пьянящее чувство свободы. Он же летит! «Ну-ну», — сказала гравитация, и с мягким «шмяк!» пес упал на землю. Где и остался лежать, крутя головой.
— Уф… — выдохнула Томка, наматывая поводок на ограду.
Пес был тяжелым, да еще и брыкался, как взбесившаяся лошадь. Он поцарапал ей щеку и только чудом не выбил глаз и пару зубов. Не со зла, конечно, но неприятный осадок остался.
— Сиди и не рыпайся, — рявкнула Томка и вытерла со щеки кровь. Снуппи жалобно булькнул.
Оставалось перелезть самой. Томка взялась двумя руками за торчащий вбок над каналом остроконечный прут. Трюк был элементарный: повиснуть, переставить руки и подтянуться. Делала и гораздо сложнее… Раз, два, три.
Но когда девушка уже висела, болтая ногами, над зелеными водами, в стене дома открылась неприметная дверь. На набережную, ухмыляясь, вышел Лучано.
Томка дернулась, будто по решетке пропустили электрический ток. Первым побуждением было разжать пальцы и спрыгнуть в воду. Однако она осталась висеть. Не могла же она бросить Снуппи! Пес был привязан, сбежать не мог, а с такого типа, как Лучано, станется выместить злобу на беззащитном животном. И пусть у Снуппи была пасть, которой завидовали все крокодилы к югу от Лимпопо, от аэрозоля в глаза она не спасет.
— Saluto, — крутила опустился на корточки рядом с решеткой, закурил сигарету. — Неожиданная встреча, а?
Он глубоко затянулся и выдохнул Томке в лицо облако вонючего дыма. Девушка промолчала. Думала она о том, как же Лучано ее выследил? Не может быть, чтобы она была настолько предсказуемой.
Лучано словно прочитал ее мысли:
— Хотела от нас сбежать? — проговорил он противным шипящим голосом. — От мафии никто не уходил, дура. Надо — из-под земли достанем. У нас свои методы. Особенные.
С этими словами Лучано подбросил в воздух что-то блестящее — то ли монету, то ли серебристый медальон. Томка не успела разглядеть, что именно. Крутила поймал брошенный предмет и спрятал в карман.
Томка сверлила его глазами. Ха! От мафии! Этот Лучано — мелкий уличный жулик, если он и связан с таинственной и зловещей организацией, то лишь самым краешком. Например — платил, чтобы его не трогали. А туда же…
Девушка удержалась от презрительного фырканья только потому, что в ее положении особо не пофыркаешь. Она уже начала уставать; время, которое можно провисеть на полусогнутых руках, не бесконечно. Дернешься вбок — можно напороться на один из острых штырей; повиснешь на расслабленных руках — тут же окажешься по щиколотку в воде. Глупо, конечно, думать сейчас о мокрых ботинках, но к чему приумножать неприятности?
Лучано не замедлил отпустить замечание по поводу ее положения:
— Клево смотреть, как ты извиваешься. Самый настоящий цирк!
Ответом ему был скрежет зубов. Ни слова она не скажет этому гаду! Лучано выдохнул ей в лицо еще одно облако дыма.
У Томки аж глаза защипало и засвербело в носу.
Тем временем на набережную вышел толстяк-негр в мохнатой шубе. Стоило ему увидеть Томку, лицо его растянулось в такой улыбке, что того и гляди треснет.
— Йоу! — негр хлопнул себя по коленям. — Круто ты ее подловил!
— Заткнись, а? — лениво протянул Лучано.
— Может того, брат, макнем ее? — предложил толстяк. — Подержим головкой в канале? Попьет водички… А?
— Бобо, ты идиот, — сказал Лучано. — На кой черт нам ее топить? Сними ее лучше.
— Как скажешь, брат, — негр пожал плечами. — А че с ней делать-то?
— Я думаю…
Негр шагнул к девушке и, схватив за руку и поперек талии, вытащил на набережную.
— Ну че, коза? — проговорил он. — Как теперь запоешь?
Снуппи приподнял голову и неодобрительно заворчал, но негр предусмотрительно держался от него на расстоянии. Томка молчала; дед, который в войну был разведчиком, всегда ей говорил — попадешь в плен, молчи как рыба. Пришла пора воспользоваться советом.
— Карманы ее проверь.
Негр быстро обыскал Томку, вытащил деньги и документы.
— Нет тут ничего. Скинула бабло. Так — мелочевка…
Он запихал наличность в карман, паспорт же перекинул Лучано.
— Где бабки, коза? — негр прижал Томку к стене, держа за горло. — На кого работаешь?
Томка бесстрашно, насколько позволяла ситуация и дрожащие коленки, встретила его взгляд. Даже заставила себя улыбнуться. Ей было страшно до жути, а улыбка не сильно прибавила уверенности. Но какого-то эффекта она добилась: негр зашипел как змея, которую переехали телегой.
— Че лыбишься? — венецианский мавр венецианским мавром, но изысканности слога ему стоило поучиться у предшественника. — Щас руку сломаю, ты у меня полыбишься…
— Погоди, Бобо, — сказал Лучано, листая паспорт. — У нас тут кое-что интересное.
— Мм? — протянул негр, слегка сжимая пальцы на шее девушки.
— Она, вроде, не местная. Из России приехала.
— Да ты че! — хватка Бобо ослабла. Томка жадно глотнула воздуха. Никогда еще смесь кислорода, азота и ряда других газов не казалась ей такой вкусной.
— Русская? Настоящая?
— Похоже на то, — Лучано взмахнул паспортом.
— А по-нашему шпарила будь здоров… Я все думал, откуда коза явилась — из Флоренции, что ль? А ты гляди — настоящая matreshka!
Томка едва не вскрикнула от обиды и возмущения. Душить ее, трясти, грозиться переломать кости — это одно. Но называть при этом матрешкой — толстой, пустой, деревянной куклой — уже слишком. Влепить бы этому типу пощечину, да рука увязнет в жирной роже.
