— Хороший. Только жить как с такой хорошестью? Можно ли?
— Но быть добрым лучше, чем злым.
— Да ты посмотри вокруг! И эта такая же! Добрая. Может, оно и к лучшему? Ведь он тебе племянник. Ему здесь хорошо, пойми.
— Я поняла.
— Скажи, если бы тебе достался этот дом, ты бы выгнала… то есть, попросила бы Егора, меня, Олимпиаду Серафимовну, Веру… Попросила бы отсюда уехать?
— Я? — Майя даже испугалась. Впрочем, вопрос задан, надо отвечать. И очень твердо: — Если бы этот дом был моим, все осталось бы, как есть. Мне очень все здесь нравится.
— Отлично! Я так и думала. Ты — хорошая девушка. Мне надо было бы с самого начала знать, что ты такая, а вот Георгий… Впрочем, потом об этом. Потом… Послушай, Маруся, мне надо уехать. До обеда. Или до вечера. Дела. Ты присмотри за Егорушкой. То есть, он не ребенок, но… Не слушай ни Олимпиаду Серафимовну, ни Нелли. И Веру, разумеется, тоже не слушай. Главное, не верь им. Ну, я побежала. До вечера, дорогая! До вечера!
«Если бы этот дом был твоим…» Да если бы только это было возможно! Дом — чудо, и сад тоже чудо. Главное сад. Никаких тебе грядок, ни моркови, ни свеклы, ни лука. Как надоели эти бесконечные грядки! Не потому ли каждое лето она стремится в Москву, что до смерти надоело торчать с тяпкой на огороде и копаться в серой сухой земле? У-у-у… У-у-у… Равномерное гудение. Майя пригляделась и увидела пожилого дядечку с газонокосилкой в саду, подравнивающего и без того безупречную изумрудную траву.
— Здравствуйте!
Невнятный кивок и снова: у-у-у… у-у-у— Так живут богатые. Не надо мешать дядечке, он работает. Шофер Миша идет по саду, явно хочет заговорить. Ну, уж нет. Она резко отвернулась в сторону, и он не решился подойти. Не хочется слушать его извинений.
Интересно, а когда в этом доме завтрак? Половина десятого, она уже нагулялась и проголодалась. Ольгу Сергеевну, что ли спросить? Почему она все время так странно смотрит? Тоже, что ли, приглядывается, видит в ней, Майе, будущую хозяйку и думает, как и все прочие, как бы угодить?
Майя добрела до конца участка, любуясь яркими цветами на клумбах. Вот и калитка. Может быть, открыть ее и убежать? И ну их всех! Пусть ищут настоящую Марию Кирсанову, дочь художника! Протянула руку и…
С той стороны чья-то рука тянется к защелке. Тонкие, почти женские пальцы с полированными ногтями, но на одном кольцо, крупная золотая печатка. Нет, это не женская рука, это…
— Добрый день.
— До…
Это он, блондин из поезда. Смотрит удивленно, приподняв тонкие, ровные, словно кисточкой выведенные брови. Бывают же на свете такие красивые люди! Светлый локон падает ему на лоб, и хочется пальчиком его поправить, потрогать, живой ли, настоящий ли?
— Девушка, я вас раньше видел?
Бежать. Теперь все кончено. Бежать. Бе…
— Доброе утро, Эдик! Наконец-то! Как хорошо, что ты приехал!
— Маман! Привет!
Вера Федоровна катится по тропинке, будто колобок, с горячими материнскими объятьями. Бессонницы нет и следа, лицо свежее, румяное:
— Я так ждала, так ждала! Увидела тебя в окно и бежать. К тебе, ма шер! Наконец-то! Тебе теперь непременно надо здесь быть. Ма шер, Эдуард, позволь тебе представить. Это твоя… тетя из провинции.
— Тетя?
Все, это конец. Он знает настоящую Марию Кирсанову. Позор. Сейчас состоится разоблачение.
— Вот как? Тетя. Очень приятно. Эдуард Оболенский, племянник. Сын вашего… брата.
— Ха-ха!
— Ха-ха!
Мать и сын обмениваются многозначительными взглядами. Как же они не похожи! Но почему Эдик молчит? Почему не спешит возмутиться, сказать правду?
— Маман, мне бы позавтракать.
— Вот оно, житье холостяцкое! Некому накормить! А здесь, меж тем, невеста заждалась! Что ж не сообщил Насте, что прибудешь? Я пойду, Эдуард, распоряжусь насчет завтрака. Никто еще не вставал, кроме Натальи и твоего брата. Олимпиада Серафимовна с вечера жаловалась на головную боль, а Нелли…
— Идите, идите, маман. Но сначала скажите Мише, чтобы открыл ворота и загнал во двор мою машину. Все запираетесь, запираетесь, не смог снаружи замок открыть, еле справился с калиткой. Воров что ли боитесь?
Говоря это, он весьма выразительно посмотрел на Майю. Она покраснела: «Господи, что этот парень о ней подумал!?»
Вера Федоровна поспешно уходит с криками «Миша, ты где, Миша?!» Они остаются вдвоем в этом дивном саду, где одуряюще пахнет какой-то обильно цветущий кустарник. Блондин цепко берет Майю под локоток:
— Ну? Кто ты?
— Майя.
— И какого черта?
— Послушайте, где Маруся?
— Ты думаешь, я ее сбросил под поезд?
— Вы сдернули стоп-кран.
— Ах, ты в курсе! Но у меня, милая, больше козырей в колоде. Как там она сказала? Дочь нашего завуча, жуткая зануда? Майя, значит. Так-так. И как ты оказалась в этом доме, Майя?
— Я попала под машину… Нелли Робертовны… То есть, за рулем был Миша. Меня отвезли в больницу, без сознания, а затем в этом дом.
— Надеюсь, уже в сознании?
— Что?
— Ты вообще соображаешь, что делаешь? Есть куча людей, которые могут доказать, что ты не Мария Кирсанова. Эти деньги не для тебя.
— Я не хочу никаких денег.
— Зачем же ты тогда выдаешь себя за нее?
— Я просто… Мне не хочется возвращаться домой.
— Как мило! Девушке не хочется возвращаться домой, и она разыгрывает из себя наследницу миллионов! Хорошо, хорошо. Я тебя понял. Послушай…
Он почти успокоился. Взял ее руку, теребит пальцы, потом Майя ловит вдруг на себе его внимательный взгляд. Какие глаза! Отчего-то делается вдруг неловко и стыдно. Сердце сразу — ух! Куда-то в пустоту. И сладко, и страшно. Бывают же на свете…
— Мы пока никому ничего не будем говорить. Поняла?
— Нет.
— Я тебя никогда раньше не видел. А ты меня.
— Вы можете делать свои разоблачения, где хотите и когда хотите!
— Вот дура! Глупышка, я хотел сказать. Во-первых, зови меня Эдиком, я не такой уж старый, и на ты. Во-вторых, откуда этот пафос? Ты не в театральное училище приехала поступать?
— Да. В театральное, — Майя краснеет и опускает глаза.
— Забудь. Как актриса ты ничего из себя не представляешь. «Вы можете делать свои разоблачения!» Фу ты, какая пышная фраза! Из какой это пьесы? Уж точно из плохой, лучше бы я этого никогда не слышал. А, может, ты сериалов насмотрелась, глупышка? Сколько тебе лет? Ах, да! Девятнадцать, как и Машке. Небо и земля. Ладно, пойдем пить кофе. Если хочешь стать актрисой, делай вид, что мы с тобой встретились впервые в жизни у этой самой калитки. Тренируйся, девушка, тренируйся! Поняла? Ну, ну, очнись!
