Жаль только, все слишком быстро обрывается. Чарушин отводит взгляд, а в следующий раз таким холодом пробивает, что вздрагиваю.
– Погнали. Охладимся, – громко агитирует Тоха, перетягивая внимание на себя.
– Фильфиневич боится мочить волосы, – продолжает издеваться моя подруга. – Ах, ах, ах! После соленой морской воды никакой кератин не спасет шевелюру льва!
Благо на эту реплику Дима уже особо не реагирует. Лишь окатывает Лию злостью и с разбегу слетает с пирса.
– Ты не расстроилась? – интересуюсь участливо.
Я киваю. Тихонько вздыхаю и смотрю на Чарушина. Он тоже собирается прыгать. Ловит мой взгляд и замирает у края. Не понимаю, что горит в его глазах. Не осознаю даже, что сама выдаю.
Снова толчок внутри, как извержение вулкана… И я иду к Артему.
Не разрываю зрительного контакта, пока не встаю прямо перед ним. Нащупываю его руки, прижимаю ладонями к своему животу и всем телом к нему прислоняюсь.
– Хочу с тобой, – выговариваю, сама себе не веря.
В сознании вспышки ужаса проносятся. Но в груди ведь все трепещет.
– Вдыхай, – хрипит Чарушин, притискивая меня еще крепче.
И мы прыгаем.
16
Вхолостую не перегорит.
© Лиза Богданова
Как я и предполагала, ночью нырять в море еще трэшовее. В тот момент, когда нас с Чарушиным поглощает темнота, паника во мне достигает таких пределов, что, кажется, сердцу суждено разорваться. Одуряющей инъекцией впрыскивается в кровь адреналин и еще какая-то безумная, будто наркотическая, гормональная смесь.
Я под кайфом.
Мне от этого страшно до ужаса. И до восторга хорошо.
Едва оказываемся друг к другу лицами, сама Артема ногами обхватываю. Он меня прижимает. Чувствую его ладони на ягодицах, пояснице, спине – склеиваемся.
Задерживаемся на глубине, не сразу устремляемся на поверхность.
В висках бешено стучит пульс. В груди грохочет сердце. Но я убеждаю себя доверять Чарушину.
Даже когда в легких возникает дефицит кислорода. Даже когда удары сердца рисуют совсем нездоровый ритм. Даже когда каждая существующая в моем организме нервная клетка начинает сокращаться, экстренным путем делиться и сгорать.
Скорее отключусь, чем начну биться в истерике. Однако Чарушин и тут опережает. Чутко улавливает порог моей выдержки и выносит нас на поверхность.
Я так резко и громко вдыхаю, что в груди больно становится. Из глаз отчего-то выкатываются слезы. Хорошо, что помимо них по лицу стекает вода. Запрокидываю голову и моргаю, пока сияющие над нами звезды не набирают яркости и четкости.
Дыхание продолжает срываться, словно я не полминуты под водой находилась, а бежала спринтерский марафон. Кажется, никогда не смогу отдышаться и выровнять эту функции. Рву все пределы – частоту, громкость, резкость.
Цепляюсь за плечи Артема и, наконец, решаюсь взглянуть ему в глаза. Он будто ждал – смотрел на меня до этого. Едва наши взгляды сливаются, толкается своей огромной эрекцией мне между ног. Там тотчас собирается жар и возникает пульсация. А внизу живота затягивается столь болезненное напряжение, что тихо и неподвижно его выдерживаться не представляется возможным. Острейший прилив желания вынуждает меня со сдавленным скулением заерзать на его плоти.
Артем вздрагивает и издает какой-то короткий хриплый звук.
– Ебать…
Мои щеки вспыхивают. Но, по правде, это грязное ругательство из уст Чарушина не вызывает неприятия. Напротив, оно меня самым постыдным образом распаляет.
Смотрю на него и пылаю. Столько огня в темных колодцах глаз. Вхолостую не перегорит.
«Целоваться мы больше не будем…»
Он может не целовать, а я его буду. Прижимаюсь губами к шее. Покрываю мокрую кожу лихорадочными поцелуями, слизываю с нее влагу, сминаю и легонько всасываю.
Чарушин выдает очередную порцию мата и начинает плыть. Однако увлекает он нас не к лестнице, а под пирс. Несмотря на темноту, он, определенно, прекрасно здесь ориентируется. Подтягивает меня к опоре и, приподнимая, шмякает задницей на скрытый водой бетонный выступ.
– Хочу тебя трахать, – выдыхает сипло и отрывисто мне в шею.
Кусается. От неожиданности и легкой боли вскрикиваю. Но он не останавливается. Продолжает пировать, не забывая после каждого укуса зализывать причиненный вред. Мои поцелуи против его – детские шалости. Чарушин столько страсти выдает, стремительно доводит до крайней степени возбуждения. Именно от этого дыхание сейчас срывается, и разбивается о ребра сердце.
– Подожди… О, Боже, подожди…
– Сколько можно ждать? Хватит. Хочу тебя… Хочу тебя… – повторяет, словно одержимый, несколько раз. – Хочу тебя… Еб-а-а-ть… Как сильно я тебя хочу… Люто.
Господи… Последнее слово будто пароль из нашего прошлого. Влетает в душу и открывает какой-то ларчик.
– Артем… – все, что успеваю простонать, прежде чем он дергает мои трусы в сторону. Трогает там, у меня в глазах темнеет. Первым звуком выходит бессвязный хрип. Судорожно вдыхаю и громко прочищаю саднящее горло. – Нет-нет… Перестань… Не так…
– Ты мокрая… И это, блядь, не вода…
Да, конечно, черт возьми, не вода. Воду он бы не смог размазывать.
Хлестко. Небрежно. Сердито.
Чтобы сразу после этого притиснуться голым членом. Царапнув его ногтями, лихорадочно подскакиваю над уровнем воды. Хорошо, что удалось нащупать ступнями еще какой-то выступ.
– Что тебе не так? – шипит Чарушин.
Ловит мои бедра ладонями. Больно стискивает ягодицы. Но опускаться обратно не заставляет.
– Без презерватива я не буду, – сообщаю, не прекращая дрожать.
С таким отношением никак не должна. Вот только второй раз отказаться от Чарушина еще сложнее, чем в первый. Да, из-за его грубости, на фоне агрессивного кипения своих собственных эмоций, порываюсь разрыдаться. Не знаю, каким чудом сдерживаюсь. Но я напоминаю себе, что если хочу снова заполучить Чарушина, надо терпеть. Когда-нибудь мне обязательно удастся пробиться сквозь наращенную им броню. Какие-то чувства у него еще остаются. Надо лишь докопаться. Надо.
В тусклом свете луны выражение его лица не изучить. Все вокруг кажется черно-белым, и мы с Чарушиным тоже. Замечаю лишь то, как дергаются его мускулы и жестко сжимаются челюсти. Взгляд же даже в полумраке режет, будто неоновый лазер.
– Без презерватива не будешь? Давно такая умная?
Больно бьет этот вопрос. В прошлом мы не предохранялись. И даже разговоров об этом не вели. Оба знаем, чем закончилось.
– С тех самых пор, – выдавливаю, только чтобы не оставлять без ответа.
