холодного…
– Покажешь мне, где у вас сейчас народу поменьше, ладно? – Пуля усмехнулась. – И у нас здесь, да и у вас там тоже, знаешь ли, городских сумасшедших и так хватает, не стоит нам с тобой лишний раз смущать людей, ведь верно?
* * *
Вильф сидел на каменном полу, обняв колени. Он давно уже понял, что Владетелю глубоко безразличны любые человеческие выражения почтения. Впрочем, скорее всего, понимал это и Тео, который стоял сейчас за его спиной – пятки вместе, носки врозь, плечи привычно развернуты, как у военного на смотре. Понимал, наверное, даже Сегун, замерший напротив них на коленях в классической позе сэй-дза: бёдра покоятся на внутренних сторонах голеней, ягодицы – на пятках, кисти рук сложены на бёдрах ладонями вниз.
Привычки, простые и пустые человеческие привычки. Такое глупое и такое человеческое… и всё равно не отпускающее даже столетия спустя.
Вильф почувствовал, как, отзываясь на его мысль, по телу прокатилась мгновенная волна чужого тепла-одобрения.
В общении с Владетелем не может быть лжи. Сознание пронизано ровной розово-белой дымкой, ничего не скрыть, не утаить. Глаза закрыты: взгляд на висящий в центре зала сверкающий шар одинаково слепит и человеческие, и привычные к быстрой регенерации птичьи глаза тули-па.
Вильф еле заметно улыбнулся, чувствуя, как иголочки дрожащей вокруг силы покалывают губы и запястья и как тихонько стучит в висках. Здесь, внутри сгустка пульсирующей плазменной энергии, способной за доли секунды превратить в пепел – в молекулы пепла, – и человека, и тули-па, если того захочется Владетелю, он ощущал себя всегда удивительно покойно и легко, словно младенец в утробе.
«Ещё одна новая активация… недавно… молодая… одна. Центр Европы. Она теперь с Хауком. Потеряна… Ещё один воин потерян…»
«Как это случилось, Владетель?»
К мысленному общению сперва бывает непросто привыкнуть. Чужие мысли тянутся сквозь собственный разум цветными пульсирующими потоками, речь Владетеля – сгустками звенящего жара.
Перед закрытыми глазами плывёт, постепенно делаясь всё чётче, короткий образ-картинка: бьющееся в когтях гигантской летучей мыши женское тело; вот женщина начинает задыхаться, и вдруг, неожиданно – принимает позу силы, превращается в ослепительно-яркий, почти неразличимый светящийся белый силуэт. Когти разжимаются, выпуская её, и женщина ничком падает на землю.
«Удивительно… – волна тёмно-презрительного. Сегун. – Иногда мне кажется, что эта компания способна испортить всё что угодно. Какая у них была задача?»
«Посеять панику. Вызвать Хаука. Скрывал свою сущность, – отрывисто-красное. Тео. Кажется, тот говорит вслух. – Сделать так, чтобы остальные обнаружили себя…»
Вильф чувствует, как раздражение Владетеля окатывает его обжигающим потоком.
«Хаук наверняка уже был – беседовал с ней. Теперь – опасна. Ликвидировать. Уничтожить, пока не пришла к силе…»
«Может быть, нам ещё удастся её уговорить? – мысленно спрашивает Вильф. – Найти… убедительные доводы?»
Ему кажется, что в окутывающем его облаке чужого огромного сознания мелькает искра насмешливого.
«Становишься жалостлив, воин?»
«Мы… ещё не сильны… Нас не так много», – Вильф жмурится, запрокидывая голову, подставляя лицо и ладони жгуче-колким розовым лучам.
«Это разумно, – чувствует он тёмно-бордовый поток мыслей Тео вдоль собственного загривка. – Уничтожить мы всегда успеем. Позвольте, Владетель…»
Глава 8
– Как здесь всё изуродовали, – с ноткой грусти произнёс Тео. – Камня на камне не осталось.
– Империи строятся и рушатся, – пожал плечами Вильф. – На западе кое-что сохранилось. Видно сверху, когда летишь.
Они стояли у пустого оконного проёма заброшенной одиннадцатиэтажки и смотрели на город. От облезлых бетонных стен тянуло плесенью и застарелой промозглой сыростью, но тела тули-па были нечувствительны к холоду.
Снаружи полыхал закат. По светящемуся ало-золотому небу плыли тёмные иссиня-серые облака, похожие на кусочки цветной ваты. Огромный шар тянущейся в небо телебашни пылал и переливался в лучах вечернего солнца, словно диковинное магическое украшение. Слева от башни, за нагромождением сероватых блочных коробок, виднелись крошечные с этого расстояния силуэты центра, башня Красной ратуши и шпили церквей. Внизу шумным разноцветным потоком ползли машины, сигналили неуклюжие жёлтые автобусы и по-муравьиному сновали маленькие торопливые людские фигурки.
– Вон там, на углу, жил Рудольф, помнишь? – спросил вдруг Тео.
– Интересно, он ещё жив? – Вильф пнул лежащий под ногами осколок битого кирпича. – Ему сейчас должно быть, наверное, под сто, но он же всегда был живучий. Может быть, ещё и ходит где-нибудь… с роллатором. В церковь, например. Молится об отпущении грехов, как оно тут принято… А что, хотел бы его навестить? – ухмыльнулся он вдруг.
– И отпустить грехи? – фыркнул Тео. – Пожалуй, это пока не совсем мой профиль. Хотя попробовать было бы интересно.
– Кто бы мог подумать, что из всей этой горемычной нации мы одни… – Вильф оборвал себя. – Нет, не люблю я здесь бывать. Слишком много воспоминаний. Хотя… В этом городе я впервые принял зверя. Такое не забывается.
– «Как же мог бы ты обновиться, не сделавшись сперва пеплом?» – улыбнувшись, процитировал Тео. – Или, может быть, тебе стоило лучше родиться уже в это время? – в его голосе послышалась ирония.
– Я родился в хорошее время, – возразил Вильф. – Оно многому меня научило. И иначе я не встретил бы тебя.
Тео накрыл его ладонь своей.
– Пойдём вниз, – сказал он. – Хочу пройтись по земле и ещё посмотреть на город.
* * *
Верена вывалилась из лифта и привычно хлопнула ладонью по выключателю около лестницы. «Дома, – подумала она, – господи, ну наконец-то дома». Она, конечно, понимала, что всё случившееся с ней в последние дни никуда не делось, но, когда можешь наконец зайти в собственную квартиру, повесить ключи на придверный гвоздик и поставить на пол пакеты из супермаркета – это дорогого стоит. И можно хотя бы ненадолго выдохнуть и притвориться, что нормальная жизнь… это всё ещё её жизнь. И что она сама всё ещё нормальная.
«Сделаю сегодня пасту. С креветками. Или с шампиньонами. Выпью бокальчик белого. И пошло оно всё к чёрту…»
На кухне горел свет. «Наверное, Луиза опять что-то готовит», – недовольно подумала Верена. Ну вот, значит, это надолго, значит, паста отменяется, значит, придётся обойтись пиццей из духовки…
– Привет, как жизнь? – бросила она, распахивая кухонную дверь. – Как твоя…
Верена замерла, не докончив фразу.
…её соседка лежала в странной, изломанной позе на сером линолеуме около плиты, раскинув руки. Глаза её были закрыты, тёмные волосы разметались по полу. На кухонном столе стояла чистая чашка – любимая Луизина кофейная чашка с Микки-Маусом, и закипал чайник.
Стряхнув первую оторопь, Верена опустилась около неё на колени.
– Эй… что с тобой? Луиза? Э-эй… – она взяла девушку за плечи. Голова той безжизненно мотнулась в сторону.
Господи…
Дышит? Не дышит? Верена сжала обмякшую
