Книга Переплетенные судьбы - Загадка

— На, вот- протянул часть лепешки Солк, — от ужина осталась.

Малик не стал отказываться и в два счета проглотил её.

— Теперь можно было бы и спеть, чтобы ночь скоротать, да боюсь соседи наши недовольны будут, что спать им мешаем.

— Ты еще о песнях можешь думать? — удивился Солк.

— Что еще остается? Песня она и в горе и в радости рядом с нами. Хочешь, давай о любимых поговорим, — предложил Малик, — У тебя есть любимая?

Солк прикрыл глаза и на минуту представил себе Камиллу, сосредоточенную перед испытанием огнем, и потом торжествующую от того, что справилась, испуганную, когда Теон напал на неё. И не нашел ничего лучше чем ответить стихами:

Прекрасной розы красоту затмила Ты,

Цветы в округе устыдила Ты.

Звездой сияет в лунном свете роза,

Луна — в лучах Твоей сияет красоты.

— Да ты поэт, — с уважением произнес Малик.

— Это не мои стихи, это Хафиз Ширази, — улыбнулся Солк, — просто вспомнил, решил, что лучше чем сказал поэт я не смогу сказать.

— Повтори стихи еще раз, хочу запомнить, — попросил Малик.

Солк повторил.

— Ты не знаешь, как здесь решают такие вопросы как мой? — спросил он позже.

— Если наместнику будет интересно, то он сам будет вас слушать и судить, а если нет, то его правая рука Шихрази, = пожал плечами Малик, — лучше, конечно, если он сам заинтересуется. Шихрази не людей судит, а их деньги. На ваше счастье Наместник Урсала вместе с Шихрази сейчас на охоте, возможно, он сам захочет во всем разобраться. Не каждый раз к нему демонов приводят, — улыбнулся Малик.

— Что за человек ваш Урзала? — продолжил расспросы Солк.

— Он может быть разным. Как то вдовы одного крестьянина не поделили имущество, что осталось после его смерти, так он приказал выкупить все наследство по такой цене, что они каждая себе по дому купила. А может и наоборот, забрать последнее и тюрьму бросить. Тут как повезет, — философски заметил Малик.

— Как долго они охотятся?

— Что, не терпится на суд попасть? Не спеши, еще не известно какой стороной для тебя дело повернется.

— Почему для меня? — удивился Солк.

— У нас принято, чтобы у каждого мужчины было не меньше двух жен, если одна, то он не мужчина совсем. Женщин не хватает на всех, — Малик завозился на полу, устраиваясь поудобнее, — если решат, что ты демон, тебя казнят, а твою жену отдадут в жены кому-либо из придворных.

— А если она не согласится?

— Кто женщину спрашивает? Ты же не спрашиваешь у золотого украшения хочет оно тебе принадлежать или нет, вот так же и с женщинами. Зато потом их берегут, когда у мужчины много жен, он не заставляет их рожать каждый год по ребенку, а дает отдохнуть между родами.

— Ты так рассказываешь, будто у вас рай для женщин, — усмехнулся Солк, — тогда почему они из соседних стран не бегут к вам?

— Отцы не отпускают, — притворно вздохнул Малик и рассмеялся.

За разговорами они не заметили как закончилась ночь, стражники снова принесли пленникам воды и черствых лепешек. Вскоре Малика увели, прощаясь, он попросил Солка:

— Если тебя отпустят, найди меня, спроси на базаре певца Малика, меня там каждая собака знает и приведет к дому, гостем у меня будешь, жены наши пусть познакомятся. Ты хороший человек, хоть и демон.

После ухода Малика Солку стало совсем тоскливо на душе. Потянулись однообразные похожие один на другой дни, охранники дважды в день приносили воду и неизменно черствые лепешки. Один раз он решил спросить не специально ли сушат их для арестантов, после этого вопроса охранники его порцию отдали другим арестантам. Больше Солк ни о чем не спрашивал. Создавалось впечатление, что о нем просто забыли.

Наконец, когда Солк уже совсем отчаялся, за ним пришли двое охранников, вывели его из клетки, и не особо церемонясь, пинками повели вверх по уже знакомой лестнице. Когда он шагнул на тюремный двор из уже привычного полумрака, то был ослеплен ярким солнечным светом, от которого отвык за эти дни. Глаза заслезились, и он прикрыл их рукой чтобы хоть не много привыкнуть к свету. Но долго стоять ему не дали охранники, еще один ощутимый толчок в спину, и грубый голос, скомандовавший двигаться дальше, вынудили идти по неровной брусчатке двора с почти закрытыми глазами.

Постепенно солнечный свет перестал доставлять неудобства и Солк решился посмотреть, куда его ведут. Они шли к небольшому открытому бассейну, вернее, даже яме выложенной камнями, но вода в этой яме оказалась проточной и чистой. Возле ямы лежали простые холщовые штаны и рубашка.

— Вымойся, — грубо толкнул один из охранников, — и радуйся, что сам Наместник Урсала будет судить тебя и твою жену.

Солк с удовольствием сбросил с себя провонявшуюся одежду и принялся смывать с себя тюремную грязь и вонь, он старался не думать, о том, что его ждет на суде, пока просто радовался возможности стать чистым. Вскоре привели еще нескольких арестантов, их тоже ждал суд у наместника. Охранники не дали на купанье много времени, и арестантам осталось только натянуть одежду на мокрое тело. Их выстроили друг за другом, и связав каждому руки, повели за собой. Чем больше они удалялись от тюрьмы, тем больше встречалось людей, Солку даже показалось, будто среди них мелькнуло лицо Малика, но он быстро скрылся из вида.

Их привели на городскую площадь, наместник как правило, устраивал суды у всех на глазах, чтобы никто из подданных не смог обвинить его в несправедливости. Народ, охочий до зрелищ, толпился здесь, некоторые стояли группками и неспешно переговаривались между собой, некоторые усевшись прямо на пыльную мостовую, коротали время за игрой в камни. Часть принесли с собой раскладные легкие стулья и удобно расположились на них, некоторые предлагали свои места другим. за небольшую плату. Предприимчивые водоносы и торговцы сладостями сновали между ними, громко предлагая свой товар. То там, то тут слышались их голоса:

— Вода! Холодная вода!

— Кому кунафу! Кунафа с медом, кунафа с патокой! Кунафа!

Солк с интересом осматривался вокруг, как же похожа Солимия на родной Лерп, людям всегда любопытна чужая жизнь, если есть возможность посудачить в тени, за чашкой чая. Цокая языком, покачивая головой и притворно вздыхая, радуясь тому, что тебя она обошла стороной.

В тени на небольшом возвышении уже стояло кресло для наместника, с удобными подлокотниками, высокой резной спинкой и широким сиденьем. Ножки кресла были искусно вырезаны в форме когтистых львиных лап. Дерево спинки и подлокотников было отполировано