яиц не исчезнет. Все куры уязвимы для новых вариантов птичьего гриппа, и из-за этого их приходится массово истреблять. При свободном выгуле повышается риск инфекций и ранней смерти – в тесных клетках хотя бы можно убрать экскременты.
Люди, судя по всему, более склонны голосовать за благополучие животных на выборах, чем поддерживать его в магазине. В 2008 году яйца свободного выгула занимали в Калифорнии менее 10 % рынка, зато 63 % калифорнийцев поддержали закон, согласно которому все несушки должны иметь возможность свободно поворачиваться. Это «разрыв между урной и прилавком»: избиратели требуют то, что в супермаркете бы не выбрали. В то же время у голосования есть два преимущества: оно заставляет остановиться и подумать о том, как живется животным, а также почувствовать свою принадлежность к движению, увидеть, что не придется себя ограничивать, пока другие ни в чем себе не отказывают. Часто говорят, что людей нельзя заставить изменить пищевые привычки, но люди могут захотеть измениться сами. Проблема в том, что, пока есть политический выбор и пока мы не столкнулись с вопросом нос к носу, мы готовы равнодушно пройти мимо.
* * *
Теперь для меня очевидно, что в животноводстве есть вдохновляющие, этичные люди, такие как Дэвид и Уилма Финли и Ваутер Брейнс. В то же время я не уверен, что сама эта отрасль сможет когда-нибудь стать этичной. Некоторые злоупотребления неизбежно вытекают из того, что бесправные животные сталкиваются с уставшими, плохо зарабатывающими людьми. Даже если как-то с этим справиться, останутся калечащие, болезненные процедуры, которые в некоторых случаях надолго отражаются на поведении животного и уровне стресса, зато позволяют фермерам управлять большим поголовьем и сокращать расходы. В большинстве стран Европы коров разрешено клеймить раскаленным железом и надрезать им уши для маркировки. Германия – единственная европейская страна, запретившая вставлять им кольца в нос.
В последние годы ситуация с законами о гуманном обращении с животными меняется к лучшему во всем мире. Невозможно не радоваться, например, отходу от станков для свиноматок, «батарейных несушек» и другим шагам в верном направлении. Однако перемены забюрократизированы и идут медленно. И достаточно ли их?
В последние десять лет ветеринары все чаще выходят за рамки пяти свобод и думают о том, как вызвать у животных хорошее психическое состояние – такой подход еще называют «позитивным благополучием». Накормить свинью легко, гораздо сложнее сделать так, чтобы он была счастлива. Но уместно ли вообще говорить об этом понятии в случае животных? Когда ученые исследуют человеческое счастье, можно просто провести опрос и выяснить, как люди в основном себя чувствуют и как они оценивают свою жизнь по сравнению с лучшим и худшим вариантами, которые можно себе представить. В случае со свиньей (и справедливости ради с нашими детьми тоже) этого сделать нельзя. Остается пробовать угадать позитивные состояния по физиологическим параметрам, например частоте сердечных сокращений и уровню гормонов стресса, а также по поведению. Возможным индикатором является проявление у животных оптимистичных ожиданий при принятии решений – грубо говоря, ждут ли они хорошего результата.
Я отправился в RSPCA – старейшую благотворительную организацию, занимающуюся благополучием животных. Она была образована в 1824 году. В те времена речь шла прежде всего о борьбе с жестоким обращением. Сегодня, если вы видите собаку, с которой плохо обращаются, раненого голубя, брошенного тюленя и так далее, RSPCA или одна из ее партнерских организаций по всему миру постараются помочь. Если вы британский фермер вроде Энди и хотите получить одобрение «золотого уровня», вы можете начать соблюдать стандарты благополучия RSPCA – им удовлетворяет четверть свиноферм в стране. Среди производителей молока таких всего 1 %, поскольку к этой области потребители менее требовательны.
Если кто-то способен убедить меня, что сельскохозяйственным животным на фермах неплохо, это должен быть Марк Купер – человек, который эти стандарты составляет. Он настроен оптимистично. Фермеры хотят быть лучше. Те, кто разводит кур на мясо, например, «до ужаса устали каждый день ходить в курятник и отсеивать от двадцати до тридцати птиц. Они не хотят этим заниматься». Тем не менее в настоящее время по стандартам RSPCA в Великобритании производится всего 1 % птичьего мяса. Купер охотно признает, что стандарты ограничиваются тем, во что фермеры готовы инвестировать. Другое ограничение – недостаток информации. «Такие вещи, как счастье – позитивные психические состояния, – это совершенно новая вещь… Мы пока просто мало что об этом знаем», – говорит он.
Я интересуюсь, правильно ли считать, что с точки зрения благополучия молочные продукты хуже говядины. «Если брать в среднем, вы бы хотели быть мясной коровой или молочной?» – спрашиваю я Купера. «Наверное, я бы выбрал мясную, – говорит он. – Молочным живется так себе. Тебя сильно доят, система не всегда поспевает за твоей генетикой, ростом и так далее. Инвестиции туда просто не добрались».
Корове сложно съесть столько корма, сколько требуется для нужных удоев. «Чтобы давать молоко в ущерб собственному организму, нужна генетическая предрасположенность. Именно поэтому бывает столько очень тощих молочных коров». Иначе говоря, коровы в ходе эволюции научились жертвовать здоровьем ради своих телят, а теперь жертвуют им ради человека.
Наша встреча подходит к концу. Я иду на выход мимо стойки администратора со шкафом мягких игрушек и жилетов с брендом RSPCA, которые используют в спонсорских пробегах. Поезд идет в Лондон, и я чувствую себя веганом больше, чем когда бы то ни было. Не только из-за этого разговора – просто накопилось. Работа на скотобойне заставила меня почувствовать, что убийство животных следует рассматривать как целый процесс, а не просто конвейер. Работа на хорошей свиноферме заставила меня почувствовать, что даже у здоровых сельскохозяйственных животных жизнь бессмысленная и искусственная. Общение с фермерами, производящим «этичное» молоко, и с ученым, занявшимся производством яиц, продемонстрировала, как медленно пищевая отрасль улучшает благополучие животных. Наконец, встреча в RSPCA заставила меня задуматься о том, что в науке еще слишком много неизвестных. Наши отношения с животными должны быть гораздо шире, чем все это, думаю я.
Свиньи, коровы и овцы – одни из немногих животных, которые позволили себя одомашнить. Они пережили селекцию и стали приносить столько мяса, молока и шерсти, сколько их диким собратьям было бы просто не нужно. Однако многие инстинкты, в том числе стремление к социальному взаимодействию, у них остались. Мы не знаем, как на самом деле они реагируют на искусственное осеменение, череду беременностей, отрыв от семейной группы и так далее. Раз мы после тысяч лет выведения так и не разобрались, как животные себя чувствуют, лучше ошибиться в сторону смирения. Может быть, когда-нибудь мы
