Ильей у нас вообще был высший уровень отношений. Сквозь смех и слезы, решались вполне серьезные задачи. Папа пытался привести нас к более серьезному отношению к проблемам. Но потом смирился. И просто радовался за то, что мы есть друг у друга. Как же сильно мне их не хватает. Нам с мамой не хватает. Они были нашей силой. Они приучили нас, избаловали мужским вниманием. Не позволяли делать что-то не женское. Да ни разу, за 14 лет я не таскала тяжелые сумки из магазина. Или молоток в руках держала. Так, если ради смеха. Пыталась возмущаться, что не всегда папа и брат будут рядом. Что мне необходимо уметь все. Страшно вспоминать те мгновения, когда нам сообщили. Нет. Не страшно. Хуже. Я не поверила. Хотя внутри все так же умерло. Мы с мамой еще спали. Да! Спали. Когда наши родные мальчики умирали.
Слез уже нет. Первые дни я не плакала. А потом чуть не захлебнулась соленой болью.
Может быть, тогда я поставила перед собой этот блок. Мама оказалась со мной по одну сторону за этим невидимым заграждением. А весь мир остался за чертой. Возненавидела. Всех. За то, что они живы. А моих отца и брата нет.
Почему сейчас эти мысли? Что-то должно случиться. Просто так не вспоминаются папа и Илюша.
— Мам, а на могилке была? Как там, порядок? Я убиралась перед отъездом.
— Дашунь, там все хорошо. С тетей Ниной ходили.
— И все же я наверное вернусь. Почти закончила свою работу.
— Хорошо.
Выйти из квартиры не успеваю. Потому-что дверь открывается. И меня чуть не сталкивает с ног незнакомая красотка.
Она отстраняет меня с дороги и проходит в квартиру. Роскошная копна угольно-черных волос. Раскосые темные глаза хищницы. И потрясающий аромат парфюма. Красотка модельной внешности. Очень высокая и стройная. Если я худая, то мой рост вполне все компенсирует. А у этой девушки явно проблемы с недостатком веса. Шея на столько тонкая, что кажется просвечивает. Под глазами, хоть и тонна косметики, но видны синяки.
15
Даша
— Значит, обосновалась здесь, — произносит незнакомка, озираясь на кухне.
Проводит пальчиком по столешнице. Словно проверяет пыль. Или будто знает, что я вытворяла здесь вчера. У меня и так внутри полный раздрай, и переворот всех инстанций. А тут она. Немного возмущает ее вторжение. И да! Конечно, задевает. Он оставил меня в этой квартире, зная, что у бывшей есть ключи? Кто она? Такая же, как Рита? Достает из шкафчика чашку и ставит в кофе-машину. Она хорошо ориентируется. Эту чашку только что помыла и убрала я. Как быстро и символично меняется тот, кто держит ее в руке. Хорошее подтверждение моим словам. В жизни ромы нет постоянства. И то, насколько долго могло бы продлиться наше увлечение, не известно ни кому. Он играет. Обиженный, брошенный мальчик. Я не знаю всю его историю. Но с каждой знакомой из его прошлого, понимаю все больше.
Знание квартиры Незнакомкой не особо радует. Но я глушу в себе зародыши лишних эмоций. Наглость. Какая-то отчаянная наглость на красивом лице. Молчание всегда мой самый надежный советчик. В молчании так просто распознать следующий шаг собеседника. Стою, прислонившись спиной к стене. Спокойно. Сжимаю сумочку сильнее, чем надо. Ноготь впивается в мягкую кожу. Внутри закручивается тугая пружина. Я не хочу тратить время на решение задач, которые пока еще меня не касаются. Мне что надо со всеми его бывшими познакомиться? А потом представить ему Артема? Рома! Что ты такое со мной сделал? Как затащил в этот узел непонятных отношений! Я всего лишь Дарина Михеева. Художница. Мечтательница. Девочка, которая любит море, небо над головой. И мечтает защитить свою маму. Открыть свой талант миру. И просто радоваться жизни. Разборки с анорексичными моделями не входили в мои планы. В прочем, как и секс с ген-директором Скайхэнда.
— Черт. Она сломалась что ли? — нервничает. Темные глаза блестят подозрительно не естественно. Она скорее всего под кайфом. Алкоголем не пахнет. Таблетки? Но красивая. Очень. Шахеризада. Идеальной формы лицо. Большая, упругая грудь. Тонкая талия. Крутые бедра и длинные ноги. Да я даже близко не похожа на эту королеву. Нас в принципе нельзя сравнить. Это как сравнить музейный экспонат и детскую лепнину из пластилина. И я в данном случае точно не экспонат. Хотя, за пару дней, Рома привел меня в более менее женственный вид. Точно. Я захотела рядом с ним стать девушкой. Ухоженной и красивой. Даже та моя пижама в общаге, как протест собственному желанию. К чему кривить душой, мне понравилось ощущение нежной ткани на теле. Только все это не мое. Не мое.
Подхожу и включаю кнопку пуск. Она и не пыталась вникнуть. Просто оглядывает все вокруг. Что-то ищет?
— Я Вероника. Невеста Романа. А ты домработница? — голос такой дрожащий, торопливый, — Уже уходишь? Я подожду Романа. Ключи у меня есть. — по глазам вижу. Даже напрягаться не надо. Знает, что я тут делала. Не перед ней. Перед собой как-то стыдно становится. А если бы вот так неожиданно моя мама явилась. По телефону про Рому ни слова не сказала. Он лишь эпизод. Меленький. Но такой красочный. Не плету я эту нить в узор своей жизни.
— Сомневаюсь, что он обрадуется. Но дело твое. — хотела уйти. Но красотка подскочила, и дернула за плечо. Я немного опешила. И даже растерялась. Потому что она толкнула меня к стене. И прижала ладонью плечо. Склонилась к лицу. Вот такого я просто не могла выдержать. Эта мерзость. Дышать мне в лицо. Сверкать своими глазами. В которых теперь я отчетливо увидела ненависть, презрение. Это не то, что я позволю чужому человеку.
— Эй! Ты вообще кто? Чего молчишь?
— Это не твое дело. — оттолкнула. Рост Ники это не помеха. Я спокойно поднырнула под ее руку и отошла.
— А я знаю кто ты. Дарина. Да? Михеева. — не говорит, а выплевывает мое имя и фамилию, — Мне в принципе без разницы. Пусть хоть всех поломоек в округе перетрахает. Сотников как бульдозер. Прет напролом, всех вокруг давит, раскидывая лишь отходы на обочину! Трахается так, словно в последний раз. Он же своим гигантским членом разорвать может. Так и рассчитывала, жена может быть одна. А шлюх хоть целый гарем.
Не хочу это слушать. Но она намерена донести до меня весь этот бред. И все в ней клокочет от возмущения. Не верю ни одному ее слову. Потому что она расстроена. И да! Расстроена тем, что ее бросили. Ей плохо.
