Книга Укради меня - Анель Ромазова

Вдох. вдох. захлебнувшись. Сжимаю твердый инструмент, обтянутый шелком. Гладкий, отзывчивый. Подрагивает под моими пальцами. Не могу обхватить его полностью. Не могу, глаз отвести, как моя рука двигается на его члене.

— Крепче. резче, — напутствует короткими инструкциями.

Делаю я это сама. Меня никто не принуждает и не заставляет. Конечно же, испытываю шок, помешанный с удовольствием.

Саша, на секунду прервавшись, снова ласкает меня самым интимным образом. Его глаза, так же, упираются между моих ног, поглощенные процессом.

Немного проникает внутрь. В естество. Надавливает. Большой палец растирает волшебную кнопочку, от которой растекаются искрящие пузырьки. Они лопаются и рождаются новые. Их все больше и больше. Их миллиарды. Они заполняют кровь. Они заменяют мысли.

Наша согласованность перебивается паузами глухих стонов. Все чувства взрываются, извергаясь атомным скоплением. Бьют и разрывают мою оболочку. Тонкий надсадный крик льется по горлу.

— Ахх!! — выплескивается облегчением или маленькой смертью.

Мне прекрасно в небытие. Сашино удовольствие без промедления заливает мою кисть и внутреннюю поверхность бедра.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я лечу на лопатки, на губах загорается то ли поцелуй, то ли укус. И снова стремительное падение. Мы скользим, делаем сальто. Я шлепаюсь сверху на Сашку. И почему-то, в итоге, мы лежим на полу.

— Как еще потолок не рухнул, — раздается хриплым смехом Саша.

— Потолок? Рухнуть? — говорю, с видом пациента награжденного ретроградной амнезией.

— В прошлый раз лампочка. Теперь ножка у дивана отвалилась. Опасная ты девушка, Лика Скворцова.

Сашка в распахнутой рубашке растрепан. Весь такой, образец нахальства и сексуальности. Доволен, сытый.

— Иии?

— Что иии? — глазею на него в непонятках.

— Жду дифирамбов в свою честь. Ибо нехер плести, что у тебя чего там было много, — дразнит меня и расплывается в хитрой улыбочке.

— Ой, какие мы нежные и обидчивые.

— Ваще нет. Скорее сказочный долбоеб, — обескуражено приподнимаюсь и жду, что он продолжит, — Ты меня совратила. А я не хотел.

— Ты…ты — силюсь, не разреветься от обиды. Такой уязвимый момент. Я, как любая девочка, хочу говорить о прекрасном. А тут нелепые обвинения. Саша перекатывается, накрывая собой.

— Смешная такая, маленькая зануда. Я шучу. Хотел. Знаешь, как хотел. У меня чуть член не разнесло от твоих потомушек.

— Да, Саша…ну ты. дурацкие шутки, — упрекаю его в нетактичности многозначительным выражением. Выкарабкиваюсь и привожу одежду в прядок..

Поправив штаны, он закладывает руки за голову и как-то сурьезненько на меня поглядывает. Я смущенна пристальным осмотром. Да и откат нарисовался неожиданно.

Что я наделала. Попробуй он зайти дальше, отказа бы не последовало. И это как-то неправильно. Ведь мы даже не в отношениях. А я сильно заморачиваюсь, на соблюдении церемоний. Первый раз хочу в особой, исключительной атмосфере. Вздыхаю, убеждаясь, что кандидатура Саши одобрена всеми моими чувствами. Рядом с ним, в моей жизни появляются белые полосы.

— Так и понял что это неизбежно, — качает загадочно головой, откашливается, — Ты в меня влюбилась? Да?

Что — что он только что сказал?

У меня язык присыхает к нёбу. Речевой аппарат выходит из строя. Чтобы не выглядеть полной дурой, хватая открытым ртом воздух, сбегаю в ванну. Возмутиться и начать отрицать, наверно, слишком уж по — детски. Представляю, как буду при этом дрожать. Если вдуматься. Влюбленность — единственное, в чем мне не стыдно сознаваться. Ни себе, ни ему.

Как там. Махнуть рукой и была, не была.

Моюсь и терзаю себя противоречиями. Бунт, в моем случае, ни к чему не приведет. Точнее, приведет к очередному позорному конфликту. Корчить из себя амазонку и роковуху — совсем не по мне. С Сашей и вовсе — это противоестественно.

Вышагиваю через порог с левой ноги наудачу. По тонкому шлейфу табачного дыма движусь на балкон.

— Предположим, чисто теоретически, что я влюбилась. Что тогда? — робко интересуюсь.

Саша, убрав локти с перил, жестом и кивком приглашает, нырнуть в его объятия. После душа на улице кажется зябко, я не отказываюсь. Чего уж. Стесненье пропало. Градус повышен. Мыслю текстом короля попсы. Сашка затягивается сигаретой над моей головой, о чем-то задумывается.

— Чисто теоретически, перестань мне врать, — неторопливо успокаивает своим ответом. Горло першит от волнения, и слова я еле выдавливаю.

— Чисто теоретически, могу попробовать, — заглянуть бы ему в лицо и уловить, насколько он серьезен. Не коронный ли трюк из области поматросил и бросил, — А тебе, не мешало бы, вести себя …ну помягче.

— Меня упрекнуть не в чем. Я не косячил, — выдвигает емко и категорично.

— В общем — то да. Спать? — осмеливаюсь положить ладони поверх его на перила. С высоты наблюдаем, как в темноте блещут фонари. По трассе несутся редкие машины. Уже не важно, что было до этого. Безмятежность просачивается глотками свежего воздуха.

— Угу. Я с краю и учти буду приставать, — утапливает лицо мне в затылок.

— Приставай, я крепко сплю.

Глава 20

Просыпаюсь и не могу пошевелиться. Это что-то новенькое. Скручена в позе эмбриона. Зажата со всех сторон. В спинку дивана я упираюсь лбом А вот моя спина колышется волнами, от вздымающейся мужской груди.

Повозившись немного, разминаю затекшие мышцы, но зажим расслабляться и не думает. Сашины руки крепко — накрепко обосновались в районе солнечного сплетения. Толкаю его попой и попадаю в пах.

— Еще раз так сделаешь, — с полушутливой строгостью прорезает по слуху.

— Как? — дерзость я себе все же позволяю. Чуть качнувшись, почти бесстыже трусь об него, — Так? — подыгрываю и повторяю, уже медленней двигаясь по твердой и горячей скале позади себя.

Его рука сползает мне на бедро и притягивает. Я чувствую, что он проснулся весь — весь. Ягодицы жжет от прикосновения, мгновенно каменеющего члена. Это со всеми так, или же моя исключительная способность вызывать в нем дух похоти.

Хочется развернуться и посмотреть ему в глаза, но из глубины вползает смущение и утренняя уязвимость. Обычное женское. Как я выгляжу с намагниченными от подушки волосами. Нет ли заломов — заспунов на лице. Для меня откровенность совсем не привычна. Да и раскованность тоже, в процессе выращивания.

— У меня зверски стоит всю ночь, — уже совсем грозно рычит Сашка и ведет по ребрам выше. А я страсть, как боюсь щекотки. Со смехом и писком ползу вниз. У нас разные весовые категории и пропорции. Он достает и там, продолжая экзекуцию. Одеяло сбивается комом от нашей возни.

Его руки везде. Я и ахнуть не успеваю, как он наваливается сверху. Заворачивает мое бедро себе на талию,