Книга Укради меня - Анель Ромазова

Мы что сейчас ляжем вместе? А если он захочет?

А вот здесь стоп!!

Никаких ляжем вместе! Что я вообще себе напридумывала. Двигаюсь ближе и начинаю торопливо застегивать его рубашку. Вздыхая, сожалея и отводя глаза в сторону. В голове такой гомон. Не иначе, подселился цыганский табор. Разгулялся и тормошит извилины своими песнями — плясками.

— Киса, ты сейчас что делаешь?

Аиий!! Вот можно без этих хрипловато будоражащих ноток. У меня на ногах пальчики поджимаются, и руки теряют уверенность.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Сделаю как было и ты поедешь домой. Я правда — правда, очень благодарна, но думаю так будет лучше, — про думаю это я сильно погорячилась. Кровь, как шампанское, играет вовсю и ударяет в голову. С минуты на минуту разум, со скоростью пробки, отлетит и потеряется вместе со скромностью,

— Запру дверь на замок и никто не побеспокоит, — озвучиваю больше для себя.

Вот! Я справилась. Оцениваю результат, застегнув под самый верх. Для надежности придавливаю ткань ладошками, хотя она и так, как вторая кожа, лепится на холмах его мускулов.

— Мне кажется, ты немножко не догоняешь, что могло случиться, — снова начинает высвобождать пуговки. Я не мешкая, их же, следом и застегиваю, — Лик, да хватит уже!! — повышает голос, при этом внимательно меня разглядывает. Думает что я ку-ку? Возможно, уже и сама не уверена, что это не так,

— Я останусь и точка. На случай, если у*бан решит вернуться.

— Он не вернется.

— Подозрительная уверенность. Знаешь его? — покачнувшись, сильнее налегаю на пятки, чтобы не потерять заземление и мотаю головой так, что она вот-вот отвалится, — Думаешь, самое ужасное уже произошло? Нет, Лика, может быть и второй раунд.

— Я же сказала, закроюсь, — съеживаюсь. Он, изучающее, на мне фокусируется.

— Я тебе наглядно втолкую, что будет. Ты ляжешь спать, а потом услышишь, как кто-то крадется по коридору. Соскочишь, чтобы включить свет, но не успеешь.

Сквознячок, из открытого балкона, обдувает ночной прохладой. А я все равно, как в сауне, обливаюсь сухим жаром. Шаг вперед, когда надо назад.

— А потом? — заворожено, не отрываясь. Слежу, как покрываются маревом похоти его глаза.

— Потом, он сорвет с тебя стремный халат, чтобы полюбоваться, — не уточняю, что спать я собираюсь — раздевшись.

Он так ярко описывает, а у меня слишком бурная фантазия. Только вот, вместо Рытникова передо мной Саша. И то, что я испытываю, даже близко не страх.

— А потом? — легко вздохнув, ощущаю нарастающее возбуждение. Саша приступает к наглядности. Дергает полы халата и, не развязав пояса, сбрасывает с моих плеч. Вижу, как в нем просыпается варвар, который берет и не спрашивает. Меня переклинивает. Талдычу на автомате, — Что потом, Саш? Что дальше?

— Ты, захочешь позвать на помощь.

Наклоняется, задевая кончиком носа. У него непозволительно длинные ресницы. Талию, в просвете между майкой и трусиками, обжигает его прикосновением.

— А он? Что он сделает?

— Заткнет тебе рот поцелуем, — хрипит Сашка. Его ладонь крепко сжимает скулу, а губы бросаются со всем пылом, терзать мои.

Глава 19

Смутно соображаю, как мы оказываемся на диване. В позе гордой всадницы, седлаю этого дикого жеребца. Полностью погружаюсь в удовольствие своего фетиша — пропускать между пальцами его густые и грубоватые волосы. Губы наши не размыкаются ни на секунду. Это не допотопные, подростковые лобызанья, на которых до Саши, ограничивался мой уровень. Это версия влажных, горячих и отрывающих от земли касаний. Хмелею, будто подпитывая, из него винные пары.

— Хочешь знать что потом? — искушает и заманивает вкрадчивым голосом, отрываясь ненадолго.

Потом? О чем он?

Мозг не успевает, выплывать из пьяного тумана. Саша, мой горячечный вздох, воспринимает как согласие.

Снова налегает на губы. Наглый язык проталкивается внутрь, поддевает мой и заставляет следовать за ним. Своеобразная игра тяни — толкай. Прокладываю кончиком путь, он его присасывает. Делает умопомрачительные вещи. Если уместно сравнение с оральным сексом — это он.

Замутненный разум, урывками воспринимает, как майка сползает с плеч и сбивается где — то на животе. А ПОТОМ! Как его ладони сжимают обнаженные полушария груди. Каждый нажим отзывается колкостью в плоти.

Это бесконечно приятно. Вот именно в таком порядке. Его крупные ладони — моя грудь, так уютно в них поместившаяся. Все что он делает, приводит к ощущениям, что двоечка увеличивается на пару размеров. Как будто меня, глобально разносит в ширь. Распирает изнутри.

— Мляя, Кис, надо притормозить, — рвется из него гортанным стоном. Пальцы при этом не перестают разминать соски.

Зачем притормозить? Кому притормозить?

И снова. О ЧЕМ ОН?

Разве на американских горках есть такая возможность. Летим, подрываясь страстью, как в воздушных ямах. Трясет, периодически оглушая перегрузками. Давление бьет по шкале все рекорды. Уши закладывает так, что звук просачивается, словно сквозь вату.

Дышать?

Я уже не знаю что это такое.

Целовать? Да!

Чувствовать его руки на своей груди. Ну конечно!

Дышать — это совершенно лишнее.

— Еще, Сашечка еще… еще… еще, — возбужденно скандирую остатками голоса. Звук срывается и теряется в поцелуях.

Действуя какой-то подсознательной памятью. Просто раскачиваюсь на нем. Внушительность под ширинкой меня совсем не пугает. Даже наоборот, тканевые прослойки дико раздражают воспаленную кожу бедер. Царапают ее и тревожат.

— Сладкая, Киса. горячая, Киса, — пытается в перерывах, ловить губами поднывающие вершинки, пока я разбираюсь со сложнейшим механизмом на рубашке, — Охуеть! какие сисечки… Это шедевр…вечно бы смотрел, — пошло и развратно комментирует, пользуясь моей одержимостью, расстегнуть эти дурацкие пуговицы. Что за изверг их придумал в таком количестве.

Упускаю промежуток, когда он переходит на манипуляции с трусиками. Поглаживает поверху. Скользит фалангой по кромке, забираясь все ниже.

Я, наконец, добравшись до лакомства, припадаю губами к его груди. Зацеловываю всю поверхность. Его кожа пропитана насквозь терпкой мужской эссенцией. Соль и сладость. Войдя в эротический транс, насыщаю вкусовые рецепторы.

Мы как два безумца дорвавшиеся до шведского стола. В обостренном голоде пиршествуем на телах. Вряд ли оба понимаем, к чему это может привести. Я в неискушенности. Саша в своей жадности. Это порок и похоть вырвавшиеся на свободу.

Остановиться? Нет — нет!!

Вливайся в меня. Бери!!

Не высказанные слова, преобразуются в стоны. Руки мои непослушно танцуют на нем. Его моим телом безгранично владеют.

Вот он, настоящий криминал — поддаться желанию. Саша грабит меня, не соблюдая законов и порядка. Пальцы, вовсю, натирают складочки, утопая во влаге. Непозволительно. Но хорошее же… хорошо!!

— Кис, мне кранты, — следом ругается так, что мозг не способен проанализировать