не сомневался, что не сможет забыть этого уже никогда.
Во главе Российской Империи стояла смерть.
Глава 10
Ломтев стоял и смотрел, как в голубом летнем небе удаляется императорский вертолет. Танеев подошел и встал рядом, охранники держались поодаль, на расстоянии, с которого уже нельзя подслушать без специальных устройств, но еще можно успеть прийти на помощь в случае чего.
Правда, с той опасностью, что улетала сейчас в сторону Москвы, они бы все равно не смогли совладать.
— Что это было? — спросил Ломтев.
— Не помню. Тополь? Какая разница, — сказал Танеев. — Скажу садовнику, пусть уберет тут… Что он сказал?
— Что ваша затея висит на волоске, — сказал Ломтев. — Что если мы начнем войну, то он сам ее закончит к общему неудовольствию сторон.
— Э… Хм…
— Вам надо позвонить, — сказал Ломтев.
— Действительно, надо, — согласился Танеев.
— Почему вы не дали мне никаких инструкций? — поинтересовался Ломтев. — Это ваша операция вообще хоть как-то продумывалась, или вы все время собираетесь импровизировать на коленке?
— Вы должны понять, что мы разрабатывали сына, — сказал Танеев. — О характере взаимоотношений старшего князя и императора нам почти ничего неизвестно. Это другое поколение…
— Вы — дилетанты, — сказал Ломтев. — И я напомню вам об этом разговоре в тот день, когда нас всех будут вешать.
— Высших аристократов в империи не вешают, — сказал Танеев.
— Вот как? А что с ними делают?
— Император оказывает им последнюю почесть, пожимая им руку, — сказал Танеев.
— Так себе почесть, — сказал Ломтев. — Возможно, я предпочел бы веревку.
* * *
Итак, у Ломтева оставалось чуть менее недели до испытания силы, а сила больше никак себя не проявляла. Ломтев валялся в кровати, читал местный интернет и пытался найти решение, но для его случая такового не существовало.
Испытание силы было чем-то вроде вступительного экзамена в ряды аристократов. Каждый отпрыск благородного рода должен был пройти его в возрасте от четырнадцати до восемнадцати лет (можно и позже, но это уже считалось неприличным), чтобы подтвердить свое право на принадлежность к семье.
И поскольку речь шла о семейной магии, обычно старшие родственники помогали им с инициацией силы, учили, как делать первые шаги. Ломтеву такой услуги оказать никто не мог.
Если же юный дворянчик оказывался напрочь лишен способностей и заваливал свое испытание, его лишали титула, лишали фамилии, выплачивали минимальное, зависящее от общего состояния семьи, пособие, и отправляли в вольное плавание. Кое-кого, конечно, оставляли при клане, но приживалы особым уважением не пользовались.
Если же сила вдруг пробуждалась у простолюдина, он тоже был вправе заявить о своем испытании силы, и, после его успешного прохождения, ему выдавали мелкий дворянский титул, и простолюдином он быть переставал.
Некоторые простолюдины пытались уклониться от испытания, в основном, по принципиальным соображениям, но если они начинали использовать силу и об этом узнавала СИБ, финал таких историй был довольно предсказуем и, как правило, трагичен.
Этим император руки не жал. Оперативники просто стреляли им в голову. Где находили, там и стреляли.
Если же магия простолюдина превышала возможности отряда оперативного реагирования СИБ, в дело вступала знать. Но такие случаи можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Поняв, что с пробуждением силы ему никто не поможет, Ломтев решил больше узнать о мире, который, с одной стороны, был похож на его собственный, а с другой стороны, самым кардинальным образом от него отличался. Начал Ломтев с геополитики.
В отсутствие США на мировой политической арене было три основных игрока, и все они были империями. Российская, Британская, и, как ни странно, Великий Китай, которому удалось вырваться из-под колониального гнета британцев и устроить им веселую жизнь.
Ломтев как раз начал читать статьи о разделе американских континентов, как рядом с окном возник призрак старого князя. Ломтев отложил планшет.
— Видимо, ты хочешь мне что-то сказать? — поинтересовался он.
— Познакомился? — спросил старый князь, и было понятно, про какое знакомство он спрашивает. — Впечатлен?
— Брутальный мужчина, — согласился Ломтев.
— А ты думал, тут одни сплошные игрушечки?
— Не понимаю, что тебя так радует, — сказал Ломтев. — В императорах у вас ходит смерть.
— Это же логично, — сказал старый князь. — Смерть — это высшая мера, смерть — это конечная точка, смерть — это непреодолимая сила. Смерть венчает все.
— Я не знаю, как тут с логикой, а вот с символизмом явно не задалось, — сказал Ломтев. — Что за империю вы строите со смертью во главе?
— Уже построили, — сказал старый князь.
— Но люди, как я понимаю, не слишком-то довольны, — сказал Ломтев. — Дальневосточная республика поднимала восстание дважды, и во второй раз оно оказалось успешным, и, если вот эта штука, — Ломтев постучал пальцем по планшету. — Мне не врет, то случилось это уже в годы правления вашего славного императора.
— Люди довольны, — возразил старый князь. — Люди живут по укладу.
— А кто тогда поднимает восстания?
— Бунтовщики.
— Ясно, — сказал Ломтев. — А бунтовщики, значит, не люди?
— Нет. Они народ. А народ сер, глуп, необразован и сам не знает, чего хочет, — отрезал старый князь. — Им слишком легко манипулировать, что и продемонстрировали на Дальнем Востоке британские агенты влияния. Но мы еще вернем мятежную провинцию в лоно империи. Император обещал это в одной из своих программных речей.
Вот значит, как, подумал Ломтев. Великая и неделимая империя, территориальная целостность и прочее, прочее, прочее. А я думал, они умнее и пытаются использовать ДВР в качестве буферной зоны между своими границами и Великим Китаем.
— Мы вернем себе Дальний Восток, а потом сокрушим Китай и сбросим его в Тихий океан, — не унимался старый князь.
Видимо, возраст таки берет свое, подумал Ломтев. Или тот факт, что большую часть мозга контролирую я, а ему остались какие-то крохи, но дед явно выдает желаемое за действительное. Империя вряд ли готова к войне, а к двум войнам подряд, причем против самой многочисленной армии мира, не может быть готов вообще никто.
Сила, это, конечно, круто, но в Китае и своя аристократия есть.
И на каждого Громова может найтись громоотвод.
— Что-то ты совсем приуныл, демон, — заметил старый князь.
— С тоскою я гляжу на ваше поколение, — сказал Ломтев. — Как бы вы ни пыжились, боюсь, что исторические процессы вам все равно не остановить, и весь мир стоит на пороге большой крови.
— Кровью старого солдата не испугать.
— В том-то и беда, что решения будут принимать старые солдаты, который кровью не испугать и вообще ничем не испугать, — сказал Ломтев. — А расплачиваться будут молодые солдаты. И те, кто и вовсе не солдаты и никогда этого не хотел.
