class="p1">Военный трибунал Туркестанского военного округа, разбиравший дело предателя Махмута Ямалутдинова, приговорил его к высшей мере наказания — к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение.
Не о нем ли и ему подобных изменниках писал Муса в стихотворении «Четыре цветка», воспевая героическую смерть четырех солдат и проклиная предательство пятого:
И четыре алые гвоздики
Славные могилы осенят,
Но репейник вырастет на пятой,
Где схоронен трус, а не солдат.
А борьба, несмотря на тяжелый провал, все продолжалась. Уже после ареста Джалиля и других подпольщиков произошло восстание в другом, в 828-м батальоне легионеров. Он насчитывал в своем составе несколько тысяч человек. Батальон размещался под Варшавой, и Муса Джалиль бывал в нем не раз. Часть батальона германское командование направило на Западную Украину для борьбы с советскими и польскими партизанами. Легионеры прибыли на место, получили оружие и вскоре повернули его против фашистов. Перебив гитлеровских офицеров, большинство советских военнопленных перешли на сторону партизан.
Произошли беспорядки и еще в одном — в третьем по счету — батальоне. Выступление это было жестоко подавлено карательными войсками.
Все эти восстания и беспорядки среди легионеров явились результатом подпольной работы различных групп советских патриотов. Они заставили германское военное командование отказаться от мысли использовать на фронте советских военнопленных против Советского Союза.
Свое существование легион «Идель Урал» закончил в Южной Франции, в маленьком городке ЛеПюи, близ Лиона, куда гитлеровцы перевели остатки легиона. Немецкое командование решило использовать легионеров хотя бы для борьбы с французскими партизанами. Но и здесь нацистов ждало разочарование. Осенью сорок четвертого года, перебив немецких офицеров, легионеры перешли к французским партизанам. Они стали действовать вместе с отрядами маки, принимали участие в освобождении французских городков и селений от гитлеровских оккупантов.
Преступления Махмута Ямалутдинова были раскрыты через десяток лет после того, как он их совершил. Но есть события, которые раскрываются спустя более четверти века… Известно, что основным пунктом обвинения, предъявленного фашистским судом группе Джалиля, являлась антифашистская пропаганда, распространение нелегальных листовок и организация побегов из лагеря легиона «Идель Урал».
Уже в наши дни немецкому литератору Леону Небенцалю удалось получить новые сведения об этой работе подпольщиков. Он нашел еще одного свидетеля — некоего Фридриха Биддера, который в те годы служил переводчиком в легионе.
«Однажды, — рассказывает Биддер, — в лагере поднялась большая суматоха. В соломенных матрацах легионеров нашли листовки — огромное количество. Само собой, они призывали к побегу из легиона и к борьбе против фашизма. Я сам эти листовки не видел, но знаю, что они писались не на татарском, а на русском языке и печатались на машинке, имеющей какой-то небольшой дефект — одна буква стояла неправильно. По этому дефекту стали разыскивать пишущую машинку, которой пользовались подпольщики. И нашли ее… у Геббельса, в его министерстве пропаганды».
Сейчас это кажется почти невероятным фактом. Но дело в том, что министерство пропаганды Геббельса и министерство оккупированных территорий Розенберга имели один общий отдел, который назывался «Винета». Отдел «Винета» являлся центром пропагандистской работы на Востоке. Здесь работало много переводчиков на разные языки народов Советского Союза. Был среди них и соратник Мусы Джалиля — Ахмет Симаев.
В 1943 году германская столица часто подвергалась массированным и длительным бомбардировкам авиации союзников. В связи с этим во многих правительственных учреждениях были введены ночные дежурства для работы. А в отделе «Винета» к таким ночным дежурствам привлекались все переводчики. Фридрих Беддер утверждает: «Было установлено, что в одну из ночей некий дежуривший переводчик татарского происхождения использовал министерскую пишущую машинку с русским текстом для размножения листовок во многих экземплярах на русском языке».
Единственным подпольщиком из группы Мусы Джалиля, дежурившим по ночам в отделе «Винета», был Ахмет Симаев[6]. В объединенном ведомстве двух столпов гитлеровской Германии — Геббельса и Розенберга он печатал подпольные листовки.
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ДЖАЛИЛЯ
Коллективными усилиями друзей Мусы Джалиля удалось проследить тяжелый и героический путь поэта от Мясного Бора на Волховском фронте до фашистских застенков в берлинских тюрьмах Моабит, Тегель, Шпандау. Что произошло дальше, когда погиб Джалиль и его товарищи, оставалось неизвестным. До нас доходили разрозненные, отрывочные сведения, порой противоречивые и не позволявшие установить точно, как и когда погибли участники подпольной группы Джалиля.
Вскоре после войны брат Ахмета Симаева — Фот-тех получил письмо от незнакомого ему человека. Писал из Германии капитан Советской Армии Лукьянов. Это была короткая записка, сообщавшая Фот-теху Симаеву о судьбе его брата.
«При обследовании одного из фашистских застенков в дрезденской тюрьме, — сообщал Лукьянов, — обнаружил надпись на тюремной стене. Она гласила:
«Здесь сидел Ахмет Симаев, журналист, москвич. Нас из России одиннадцать человек. Все мы осуждены вторым германским имперским судом на смертную казнь. Кто обнаружит эту надпись и вернется живым на Родину, прошу сообщить родным и близким о нашей судьбе.
24 марта 1944 года».
Вот об этом я вам и сообщаю.
Дальше был написан ваш адрес, по которому я и посылаю это письмо, выполняя волю погибшего патриота.
С приветом к вам капитан Лукьянов».
Вдова Тарифа Шабаева, тоже после войны, получила в Ташкенте письмо от незнакомого ей человека — Василия Ивановича Чебона. Он писал:
«Я сообщаю вам, что Шабаев Тариф Хафузович сидел со мной в тюрьме в г. Берлине в июле месяце 1944 года. Они были присуждены к расстрелу — одиннадцать человек за подпольную работу против немцев, а я был присужден к пятнадцати годам тюрьмы.
Я с ним сидел в одной тюрьме, и один раз в неделю мы с ним виделись на прогулке.
Пока все. Описывать всего не стану, но его нет в живых».
На запрос вдовы Тарифа Шабаева Василий Чебон прислал еще одно письмо.
«Я вам должен сказать, — писал он, — что мы познакомились с Шабаевым в сорок четвертом году в июле месяце в Берлине, в тюрьме… Он был присужден к смертной казни имперским судом за подпольную работу против немцев. Работал в подпольной типографии в Берлине. Но он был не один — к смертной казни присуждено было одиннадцать человек».
Последняя строчка письма позволяла предполагать, что подпольщиков-антифашистов могли казнить только после даты, указанной Василием Чебоном.
В том же письме Василий Чебон рассказал жене погибшего товарища о том, что ему пришлось заучивать на память все, что говорил Тариф Шабаев: адрес семьи, имя жены и просьбу передать всем, что они погибают за Родину.
Заключенные, прибывшие из той же тюрьмы в лагерь позже Василия Чебона, говорили ему, что всех осужденных уничтожили,
