Хайер ежевечерне получал детальный отчет из Джибути. Он также был обескуражен повышенным интересом посредников к жизни и здоровью моряков. Но чуть позже успокоился.
Во-первых, сам черт не поймет зажравшихся холеных европейцев, вечно пекущихся о Человеке и его Правах.
Во-вторых, ничего сложного в выполнении простых условий он не нашел. А ведь сумма на кону стояла немаленькая. Мало кто из членов исполкома верил, что за танкер класса «река – море» удастся получить целых два миллиона.
И этот успех, надвигающийся подобно цунами, Хайер тоже намеревается записать в свой актив.
Глава третья
Африка
Восточное побережье Сомали
Неугомонный Литвак не навещает третьи сутки. Скорее всего, не пускают, так как сам он проявляет о нас поразительную заботу.
Нас опять травят отвратительно приготовленным рисом под протухшим рыбьим соусом и столь же отвратительной водой. Дышать невыносимо трудно: воздух, стены, потолок, стеллажи, одежда – все пропиталось мерзким запахом испражнений. За неделю пребывания в крохотной подсобке нам дважды дозволялось вынести и выплеснуть за борт переполненные бачки. Раньше хотя бы дымили сигаретами и немного перебивали смрад, однако наш табачок давно закончился, а своего господа пираты не предлагают. Это тоже не добавляет хорошего настроения. Вонь привлекает мух, залетающих в подсобку в огромном количестве, едва приоткрывается дверь. Мы немедленно объявляем им войну и машем футболками до полной и окончательной победы. Но, кажется, эти назойливые сволочи способны проникать в помещения и через вентиляцию, перекрывать которую – истинное самоубийство.
И вообще. Если бы не конкретно поставленная цель, лично мне от всего происходящего было бы очень тошно. Очень.
Мы отоспались за все прошедшие годы и, наверное, на пару лет вперед. Я поминутно вспомнил свой короткий отпуск: общение с родителями, встречи и прогулки с Юлькой. Часами лежал, запрокинув руки за голову, и размышлял о жизни…
Вряд ли посещавшие мою голову мысли были сплошь приятными. Да и что, по большому счету, хорошего удалось повидать за те суетные десять лет, одним коротким мигом пролетевшие после окончания военного училища? Служба, в мирное время состоящая из тренировок подчиненного личного состава, – НВДП-87 едино для всех, кто носит тельники и голубые береты. Тактико-специальная подготовка, топография, минно-подрывное дело, рукопашный бой, стрельбище, аэродром. И «физика», «физика», «физика»… До полного изнеможения. До двадцатого пота. Но были и некоторые отличия. Войска ВДВ – это, по большому счету, пехота. Отличная, но все же пехота, обученная воздушному десантированию во вражеский тыл для удержания плацдарма до подхода основных сил при масштабных наступлениях. А спецназ ВДВ – это уже разведчики-диверсанты, уходящие за линию фронта на длительный срок для выполнения более тонких и подчас уникальных задач по глубинной разведке или диверсиям. Отсюда и требования к скрытности, к способности выживать в нечеловеческих условиях. Соответственно и подготовка другая.
В нынешние неспокойные времена я не раз мотался по горячим точкам, участвовал во множестве боевых операций. До Чечни все складывалось по уму, по логике. А потом кого-то из сухопутных генералов «осенило»: спецназ обязан делать все, что не в состоянии сделать другие войска. И понеслось: штурмы, зачистки, охранения колонн и прочие не свойственные военной разведке задачи.
Ранения и столь же бесчисленные госпитальные палаты… Многое, как говорится, уже осталось за плечами, хотя жизнь (хочется верить) не перевалила экватор. Изученного, познанного посредством проб и ошибок, сделанного на совесть – не сосчитать. Неприхотливость с выносливостью вошли в привычку; болевые ощущения, как у всякого человека, перешагнувшего рубеж тридцати, притупились; почти все решения и действия благодаря немалому опыту принимаются автоматически – на «автопилоте»…
– Сколько времени? – спрашиваю Стаса.
У него остались на запястье простенькие китайские часы с батарейкой. На эту дрянь не позарились даже нищие сомалийцы.
– Двадцать минут десятого, – вяло отвечает друг.
– Стало быть, вечер… А сколько дней мы тут паримся?
– Седьмые сутки.
«Ого, уже неделя! – удивляюсь человеческой выдержке. – Между прочим, неделя – приличный срок для развития разного рода кишечных заболеваний. Пора браться за дело…»
И берусь. Где-то посередине ночи просыпаюсь и некоторое время прислушиваюсь к коллегам по заключению. Все спят. Аккуратно распускаю нитку внутреннего поясного шва своих джинсов и вытягиваю из-под ткани узкий мешочек из авалона – тонкой полупрозрачной пленки, хорошо растворяющейся в воде. В мешочке около пяти граммов светло-серого порошкообразного препарата. Это не яд и не снотворное. Это – имитатор. Чудо-имитатор острого кишечного инфекционного заболевания. Какого именно? Понятия не имею. Фээсбэшники на этот счет ничего путного не сказали.
Соскальзываю вниз, бреду в угол к бачкам и отливаю из организма лишнюю жидкость. На обратном пути заворачиваю к стоящему у двери бидону. Зачерпывая воду, роняю внутрь пакетик и неторопливо пью, считая от нечего делать глотки…
Готово. Через пару минут препарат вместе с емкостью из пленки растворится, и никто ничего не заметит.
* * *
– Марк Наумович, шо вы имеете сказать за боцмана?
– За Шмаля? Да шоб я видел его на одной ноге, а он меня одним глазом!
– За что ж вы его так?
– Лучше спросите: шо он такого сделал, шо б ему хорошие люди улыбались?! – разливает повар по чашкам наваристый куриный суп.
Середина следующего дня. Это я определил не по китайским часам Велика, а по приходу кока – когда ему дозволяют подкормить нас приличной пищей, он старается наведаться после обеда. Так ему удобнее, а нам сытнее.
– И все же, Марк Наумович? – медленно сползаю с полки. – Для ненависти, согласитесь, нужен приличный повод.
Ловлю на себе ленивые взгляды двух пиратов, как обычно дежурящих возле раскрытой настежь двери, и демонстративно держусь за живот.
– Шмаль же всегда разоряется без копейки денег! То ему соли мало, то суп густой – всегда недоволен! И никогда не говорит «спасибо»! – возмущается повар. Завидев мои страдания, меняется в лице: – А шо вы согнутый пополам, Глеб Аркадьевич?
– Кишки пучит. И слабость… аж руки трясутся.
– А вы поешьте нормальной пищи, – протягивает он тарелку, – и все у вас пройдет. Как с белых яблонь дым.
– Спасибо, – с удовольствием вдыхаю волшебный аромат наваристого бульона и с сожалением осознаю: если проглочу пару ложек, то через секунду моя голая жопа зависнет над ближайшим бачком.
– К такому обеду водочки бы не мешало грамм по триста на брата, – ударно трудится ложкой Стасик.
Этому чертяке все похрену! Вылакал за полдня кружек пять «мертвой» водицы и хоть бы разок для приличия пёрнул.
