– смертный час.
Оттого мне вражьей силы
Не страшен земной полон:
Мне, как жизнь, мила могила
И над ней, как песня, звон.
1914, 1927
«День и ночь златой печатью…»
День и ночь златой печатью
Навсегда закреплены,
Знаком роста и зачатья,
Кругом солнца и луны!..
День смешал цветок с мозолью,
Тень морщин с улыбкой губ,
И, смешавши радость с болью,
Он и радостен, и груб!..
Одинаково на солнце
Зреют нивы у реки
И на пальцах заусенцы
От лопаты и кирки!..
Расточивши к каждой хате
Жар и трепет трудовой,
Грузно солнце на закате
Поникает головой!..
Счастлив я, в труде, в терпеньи
Провожая каждый день,
Возвестить неслышным пеньем
Прародительницы тень!..
К свежесметанному стогу
Прислонившися спиной,
Задремать с улыбкой строгой
Под высокою луной…
Под ее склоненной тенью,
В свете чуть открытых глаз,
Встретить праздник сокровенья
И зачатья тихий час!..
Чтоб наутро встать и снова
Выйти в лоно целины,
Помешав зерно и слово —
Славу солнца и луны!
1929
Детство
Помню, помню лес дремучий,
Под босой ногою мхи,
У крыльца ручей гремучий
В ветках дремлющей ольхи…
Помню: филины кричали,
В темный лес я выходил,
Бога строгого в печали
О несбыточном молил.
Дикий, хмурый, в дымной хате
Я один, как в сказке, рос,
За окном стояли рати
Старых сосен и берез…
Помолюсь святой иконе
На соломе чердака,
Понесутся, словно кони,
Надо мною облака…
Заалеет из-за леса,
Прянет ветер на крыльцо,
Нежно гладя у навеса
Мокрой лапой мне лицо.
Завернется кучей листьев,
Закружится возле пня,
Поведет, тропы расчистив,
Взявши за руку меня.
Шел я в чаще, как в палате,
Мимо ветер тучи нес,
А кругом толпились рати
Старых сосен и берез.
Помню: темный лес, дремучий,
Под босой ногою мхи,
У крыльца ручей гремучий,
Ветки дремлющей ольхи…
1910, 1913
«До слез любя страну родную…»
До слез любя страну родную
С ее простором зеленей,
Я прожил жизнь свою, колдуя
И плача песнею над ней.
В сторожкой робости улыбок,
В нахмуренности тяжких век
Я видел, как убог и хлибок,
Как черен русский человек.
С жестокой и суровой плотью,
С душой, укрытой на запор,
Сберег он от веков лохмотья,
Да синий взор свой, да топор.
Уклад принес он из берлоги,
В привычках перенял он рысь,
И долго думал он о Боге,
Повечеру нахмурясь ввысь.
В ночи ж, страшась болотных пугал,
Засов приладив на двери,
Повесил он икону в угол
В напоминание зари.
В напоминание и память
О том, что изначальный свет
Пролит был щедро над полями,
Ему же и кончины нет.
И пусть зовут меня каликой,
Пусть высмеет меня юнец
За складки пасмурного лика,
За черный в копоти венец,
И часто пусть теперь с божницы
Свисает жидкий хвост узды,
Не тот же ль синий свет ложится
На половицы от звезды?!
Не так же ль к избяному брусу
Плывет, осиливши испуг,
Как венчик, выброшенный в мусор,
Луны печальный полукруг?!
А разве луч, поникший с неба,
Не древний колос из зерна?..
Черней, черней мужичьи хлебы,
И ночь предвечная черна…
И мир давно бы стал пустыней,
Когда б невидимо для нас
Не слит был этот сполох синий
Глаз ночи и мужичьих глаз!
И в этом сполохе зарницы,
Быть может, облетая мир,
На славу вызорят пшеницу
Для всех, кто был убог и сир.
И сядем мы в нетленных схимах,
Все, кто от века наг и нищ,
Вкусить щедрот неистощимых,
Взошедших с древних пепелищ.
Вот потому я Русь и славлю
И в срок готов приять и снесть
И глупый смех, и злую травлю,
И гибели лихую весть!
1930
«Доколе…»
Доколе
Любовь без лукавства
И в скрытости
Нашей
Без боли,
Мы словно у чаши,
Где яства
Без сытости,
Перца и соли…
Пока же для соли
И перца
Найдем мы и долю,
И меру,
И наша одежда
От моли,
И в боли
Источится сердце,
Любовь же, попавши в неволю,
Утратит надежду
И веру…
1929
«Должно быть, я калека…»
Должно быть, я калека,
Наверно, я урод:
Меня за человека
Не признает народ!
Хотя на месте нос мой
И уши как у всех…
Вот только разве космы
Злой вызывают смех!
Но это ж не причина,
И это не беда,
Что на лице – личина
Усы и борода!..
…Что провели морщины
Тяжелые года!
…И полон я любовью
К рассветному лучу,
Когда висит над новью
Полоска кумачу…
…Но
