момент! – вскочил Андрон с лавки – и бегом в кладовку царскую.
Обернулся в минуту.
Прибежал обратно, отдышаться не может. Платье Василиске протягивает, морду воротит – опять лягушка из шкуры полезет, в бабу непотребно голую обратится.
Выхватила лягушка платье из рук его, за печкой укрылась, пошуршала шкурой да одежей и вышла обратно. Андрошка как узрел Василису, так и прирос к месту – ни ступить, ни молвить. Отродясь такой красы не видывал! Глазки синие, что озера твои, губки пухлые алеют, носик пымпочкой аккуратной, ресницы длинные, брови пышные вразлет, коса русая до пояса ниспадает, а фигурка-а!.. И корона маленькая в волосах лучится, светом неведомым комнату серую озаряет.
– Чего зенки-то вытаращил? – вывела Василиса Андрона из ступора. – Муки неси, молока, яиц, сахару, дрожжей.
– Чаво?
– Ясно, – вздохнула Василиса, косу оправив. – С дрожжами сама управляюсь. Да и с остальным тоже…
И закипела у Василисы работа, любо-дорого посмотреть. Невесть откуда похватала все, что требовалось, опару скоренько справила, поколдовала над ней – подошла опара в миг. Замесила Василиса тесто, пальчиком его не касаясь, вроде как само мнется, мукой посыпается да маслом смачивается, а Василиса уж над другим колдует: из воздуха и трав разных посыпки сделала, глазурь белую изобрела, пирог ею укутала и в печь его наладила.
Квака с Андроном только рты поразинули, так складно у Василисы вышло все. А та им и говорит:
– Сами сымите пирог-то али и на то руки не заточены?
– Сымем, сымем, – опомнилась Квака. – Не вчера родилась.
– Ну и ладушки! – взмахнула Василиса косой, за печкой скрылась, вновь одежой-шкурой пошуршала – и нет больше красы-девицы, вновь жаба лупоглазая сидит, пасть разевает, к Кваке опять цепляется: – Толькво галочкву на догвоворе поставь, – и договор, трубочкой скатанный, непонятно откуда достала.
Скрипнула зубами Квака, ан делать нечего. Царапнула она галочку размашисто на пергаменте, загорелась галочка, погасла – зачлось желание Квакино Василисе.
А пирог уж запахи нежные источает, сам в рот просится. Спохватился Андрон, оцепенение стряхнул и с лопатой к печи кинулся. В самый раз-то пирог подошел, не пригорел нигде, как надо пропекся. Скинул его на блюдо Андрон, облизнулся – ни в жизнь пирогов таких не видывал да не едал! А Квака рядом стоит, взглядом пирог сверлит, злобой пышет: уделала-таки ее Василиска, чудо сотворила, что ей не в мочь, мало что дочь колдуна великого. Вот ведь оно как бывает.
А Андрон поглядел на государыню свою злорадно да и успокоил на свой манер:
– Не кручинься, государыня, чай, не в пирогах счастье-то.
Оттолкнула Квака в сердцах Андрона.
– Ой, договоришься, хлоп!
«Вон оно как! – вскинул брови Андрон. – Уж и не слуга, не чин какой, а холоп теперича Андрошка! Ну-ну, государыня болотная, вот я тебе ужо пакость-то каку устрою!»
А Квака тем временем за печкой скрылась, в сундуке пошуровала, платье откинула и в шкуру свою пыхтит-влезает.
– А чегой-то ты, государыня в шкуру-то рядишься? – спрашивает-любопытствует Андрон и зевает себе, рот крестит.
– Рано Ивану меня такой видеть. Да и не твоего ума это дело.
Андрон только плечами дернул.
Лягушкой обернулась Квака, Ивана Царевича будить пошла, покамест пирог и вовсе не простыл – с обидами она потом разберется, а вот дело – оно никак ждать не может.
Глава 7. Одежа – не пирог
А бояре тем временем извелись на нет, пирогов ожидаючи. С боярином Филимоном даже припадок голодный приключился, насилу откачали. В животах у бояр с голодухи урчит, челюсти сводит, да разве поперек царя-батюшки пойдешь? Сказано: пирогов ждать – так тому и быть. Но сомнения бояр все больше берут, а будут ли пироги те и вовсе? А ну как не выйдет ничего путного, что делать-то тогда? То уж не пост, а насилие какое-то изощренное. Воистину, голова царь-батюшка, ох, голова: как каверзу каку измыслит…
А царь Антип сидит себе на троне, посох в руках вертит, в окошко на темень поглядывает. Все интересней, чем на рожи боярские, кислые, недовольные. Сам уж давно пирогов ждет, слюной исходит, только виду не подает. И тут двери в залу распахнулись.
Бояре со скамьи враз повскакивали, шапки придержав. Вот оно, свершилось!
Первыми вошли сыновья царевы, неся на полотенцах вышитых пироги долгожданные. А за ними и невесты их появились. Личики смущенно воротят, за царевичей прячутся. Только лягушка огромная – прыг-скок, к Ивану Царевичу подскакала, рядом замерла м пасть открыла. На царя-батюшку пристально глядит, глаз не отводит.
Поклонились сыны царю-батюшке. Вот, мол, чего заказывал. Отведай, не погнушайся.
Слез царь Антип с трона, к сынам чинно приблизился, пироги взялся разглядывать и принюхиваться к ним.
Первый Козьмы пирог оказался. Пирог – не пирог, не поймешь сразу. Вроде и хлеб, а обрублен, словно топором обтесали. Заместо изюму уголья кой-где виднеются да осколки кирпича торчат во все стороны. А корочка румяная странно так блестит.
– Прими, царь-батюшка, отведай, – подсовывает Козьма пирог, а сам побурел от натуги. Тяжел больно пирог-то, так его хорошо Милослава-то умяла, того и гляди руки отвалятся.
– А чегось он блестит-то? – вопрошает у сына царь Антип, никак не решаясь кусочек отломить и в рот наладить.
– То жидкости природные, – молвит Козьма. – Вельми полезные, промежду прочим.
– Да? – сомнения царя Антипа взяли. – А ну-ка сам отведай сперва.
– Гм-м, – смутился Козьма. – Так я, того, напробовался ужо, отец. Сыт вполне.
– Ну, еще кусочек, за папу, – никак не отстает царь Антип.
– Коли так.
Козьма долго вертел пирог, приглядываясь к нему, а как собрался отломить кусочек небольшой, так не удержал пирога-то и из рук упустил.
Грохнулся пирог на пол, аж терем содрогнулся и половицы трещинами пошли. Хорошо хоть царя-батюшку не зашибло. Стоит Козьма, затылок чешет, в толк не возьмет, как случиться такое могло, а Милослава в рев бросилась, не люба, мол, стряпня моя царю-батюшке.
– Энтим пирогом, – пнул царь Антип сапогом кулинарный изыск, – терем подпирать будем, коли просадку где даст: покрепче цементу будет. Тоже дело.
– Да? – обрадовалась Милослава, слезы платком утираючи.
– Как пить дать!
Сказал так царь Антип и к Даниле подвинулся. Стоит Данила с пирогом, ни жив ни мертв – что-то сейчас отец скажет. Да и было отчего обмереть. Царь Антип пирог Данилин как узрел, так и дурно ему стало.
– Чегось это у тебя, Данила? – спрашивает, а сам пальцем боится пирог ткнуть.
– Пирог мясной, особый! – отчеканил Данила, глазом не моргнув, будто солдат генералу доклад сдает.
– А чего ж в нем особого-то?
– Рецепть! Запеканка мясная в бруснично-творожном маринаде.
– Во как! – выгнул брови царь
