– Не сейчас.
Мы идем дальше. Я вдруг замечаю, что снега почти нет, только кое-где еще осталось несколько грязных сугробов, не успевших до конца растаять.
– Не п’ыгай? Му’а, не п’ыгай?
– Да, не прыгай.
– Не п’ыгай.
Марта продолжает:
– Я все-таки не понимаю, что значит, «не нарочно»? Ты от ярости не понимала, что делаешь?
– Ну да, трудно было не разозлиться. Но я не собиралась рвать ее куртку, которая стоит, типа, столько же, сколько… сколько собака.
Собака.
Не знаю, почему я выбрала именно это сравнение.
– Не п’ыгай? – снова переспрашивает Банджолом.
– Все-таки, что такого сказала Тира, от чего ты пришла в ярость?
Мне не хочется отвечать. Слишком больно вспоминать эти слова.
Это у тебя наследственное. Тебе нужно следить за собой, чтобы не стать чокнутой, как твоя мать.
Я вздыхаю.
– Ладно, неважно. Она просто вредина.
– Не п’ыгай?
Марта сдвигает бейсболку на лоб и внимательно смотрит на меня. Мы сворачиваем к небольшому торговому центру и идем в мастерскую по ремонту обуви. Марта выпускает из своей руки ладошку Банджолома и толкает дверь. Я спускаюсь по узким ступенькам, а когда оборачиваюсь, то вижу, как Банджолом летит с лестницы с криком «О-о-оп!» Я успеваю поймать его, прежде чем он грохнется на пол, и сама чуть не падаю под его тяжестью.
– Матерь божья! – говорит Марта и закатывает глаза.
– Мате’ь бозья! – повторяет Банджолом.
Я осторожно ставлю его на пол. Он с любопытством осматривается. На большой доске за кассой висит множество ключей, а в глубине мастерской штабелями сложены сумки и обувь. Габриэль подходит к прилавку. У него седые, чуть взлохмаченные на висках волосы. Он в кожаном фартуке.
Габриель здоровается:
– Привет, Саша!
Он меня узнал. Папа отдает ему укоротить брюки, новые брюки всегда ему чересчур длинны. Нашу обувь мы тоже отдаем в починку Габриелю. Он приехал в Швецию из Сирии, чтобы играть в футбол. Папа говорит, что в молодости Габриель, наверно, был хорошим футболистом.
– Привет, Габриель.
Я достаю из сумки куртку и кладу ее на прилавок.
– Чем могу помочь, Саша?
Я показываю на разрыв около воротника:
– Можно зашить?
Габриель надевает очки, которые висят на шнурке у него на шее, и внимательно осматривает разрыв на ткани.
Наконец он говорит:
– Можно.
– Сколько это будет стоить?
– Крон двести – двести пятьдесят.
Двести – двести пятьдесят крон?! Я закипаю от злости. Папа сказал, что половину заплачу я. «Нужно нести ответственность за то, что портишь людям одежду». Значит, я обеднею на сто или сто двадцать пять крон! Проклятая Тира! Ненавижу ее.
Марта полностью поглощена спасением вещей, которые Банджолом решил «только посмотреть». Она разжимает его пальцы и высвобождает брелок в виде какашки, облюбованный братом.
– Ты тут зивёс? – спрашивает Банджолом Габриеля и направляется за прилавок.
Марта бежит за Банджоломом, чтобы оттащить его от прилавка.
Габриель смеется:
– Нет, я здесь работаю.
– Ты здесь лаботаес?
– Да! Тебе же сказали!
Марта устала. Она пытается удержать брата, но его ладошка выскальзывает из ее руки. Вдруг зазвонил телефон, Габриель извиняется и уходит в другую комнату. Я ужасно злюсь из-за денег. И тут мне в голову приходит одна идея. Надо устроить что-то вроде шаманства.
– Послушай, Марта. Давай пошаманим!
– Как это, пошаманим? Что это значит?
– Это вроде черной магии, когда призывают темных духов для заклинаний. Например, я засуну под подкладку куртки записку, типа «Я, Тира, буду гореть в аду!» или «Я, Тира, каждый день, до конца своей жизни, буду какать в штаны!»
Банджолом радостно повторяет:
– Буду какать в станы!
Марта говорит ему очень строго:
– Нет, ты не будешь!
Банджолом еще ходит в памперсах, и Марта говорит, что она лучше съест кило кориандра, чем поменяет у брата памперс. (Марта ненавидит кориандр.) Тем временем Банджолом нашел большую ковбойскую шляпу и надел ее поверх своей шапки. Марта попыталась снять с него шляпу, но с юрким Банджоломом не так просто справиться.
Я спрашиваю Марту:
– Правда блестящая идея?
– М-м… не знаю. Чего ты этим добьешься? Разве твоя жизнь станет лучше, если Тира будет какать в штаны?
– Думаю, что моя жизнь станет чуточку лучше.
Марта смотрит на меня с большим сомнением.
Я не уверена, но вдруг это сработает? Вот будет круто!
– Я буду какать в станы! Буду какать в станы! БУДУ КАКАТЬ В СТАНЫ!
Это Банджолом марширует в шляпе от одной стены к другой и повторяет одно и то же.
Марта шикает на него:
– Тс-с-с! Не так громко!
Банджолом продолжает маршировать и говорит шепотом:
– Тс-с-с! Я буду какать в станы, буду какать в станы, буду какать в станы!
Марта садится на нижнюю ступеньку лестницы. Она выбилась из сил.
Потом спрашивает меня, глядя на брата:
– Как думаешь, может, в нем сидит чертенок?
Я смеюсь. Шляпа наехала Банджолому на глаза, так что он не видит, куда идет.
Он шагает к стене и объявляет:
– Наступила ночь!
Но прямо перед стеной резко останавливается, как фигура в компьютерной игре, меняет направление и шагает дальше, руки вытянуты вперед.
Марта отодвигает бейсболку и вытирает пот на лбу.
– Нет, правда, может быть, лучше написать в записке что-нибудь типа «Я стану хорошим человеком»?
– Это скучно. Но, наверно, лучше.
Я ищу взглядом, на чем можно написать, и нахожу на прилавке блок маленьких самоклеящихся листков зеленого цвета. Рядом лежит ручка. Я пододвигаю блок к себе и записываю малюсенькими буквами: «Я, Тира, стану хорошим человеком». Габриель заканчивает свой разговор по телефону. Я откладываю ручку, но передумываю и записываю еще одно предложение: «В следующий раз, когда буду делать доклад, я громко пукну».
Должна же я порадовать себя небольшой местью? Я складываю записку в маленький квадрат и засовываю ее глубоко за подкладку. Тут снова появляется Габриель.
– Саша, куртка будет готова к среде, окей?
