Книга На улицах Стамбула - Мария Рашова

чревоугодия, которое в исступлении пьет энергию нового обжористого тела). Пару-тройку килограмм, как пить дать, ты всегда привезёшь из Стамбула, хоть ты из кожи вон вылезешь соблюдать все твои дурацкие диеты. Я вгрызся в свежие горячие каштаны и пошел вдоль набережной, периодически глядя на синие волны, чтобы убедиться, что волшебство никуда не делось. Я стал каким-то совсем простым в этом городе. Хотелось разложить добро и зло, как Чапаев схему боя на картошке: вот мы, вот темные. У нас столько-то светлых таких категорий, у них столько-то темных такого ранга. Не понятно, где будет битва, поэтому преимущества и недостатки местности поля боя не внести. В какой день будет битва, тоже не ясно, хотя есть ощущения, что она приближается с не детской скоростью. Солнце будет или ливень? Жара или холод? Будем мы сражаться в пустыне или на болоте? На все эти вопросы не было ответов. Я все еще чувствовал, как в Стамбул продолжают стекаться силы светлых. Темных я перестал чувствовать вообще. Меня это удручало. Как будто собаку лишили нюха. Я их чувствовал с самого детства, и тут на тебе. Перед самой битвой как отрубило. Было у меня ощущение, что это так задумано, и уж точно, согласовано со светлым штабом. Но к чему это все было? Вопрос из вопросов. Приближение низших сошек я мог считывать минут за 5, от них не сильно фонило. Приближение крупных темных магов я чувствовал за полчаса, при этом они могли даже еще торчать в портале, а меня уже выворачивало от их присутствия. Я чувствовал их все равно. Их темную энергию было ни с чем не спутать, эти дементоры при своем приближении высасывали энергию из всего живого и убивали радость. Я научился от них защищаться, но неприятный осадочек все равно в итоге чувствовался до и после. Даже если их целью был не я, все равно от темных оставался шлейф ненависти, черное пространство, как будто обугленная спичка, все что горело вокруг при их приходе — сгорало. Так вот, в последнее время я не видел никаких черных шлейфов, не чувствовал следов присутствия ни до, ни после. Не знаю, с чем это было связано, но я был как кот, напрочь лишенный усов. Что они сделали? Как это темные так со мной поработали, что это случилось? Как же мне хотелось максимально помочь своим, понять, что мы выиграли и улететь уже из этого города. Стамбул накручивал круги, водил меня по городу: его хлебом не корми, дай помучать незадачливого туриста. Возможно, я и выглядел, как праздный турист, и вряд ли кто то мог бы вычислить, что я прилетел сюда спасать мир, как, впрочем, и остальные светлые, но по всему было видно, что в самом Стамбуле заложена какая то хитрая схема для таких, как я. Он водил нас за нос по своим улочкам и переулкам, заставляя заблуждаться и менять маршрут. Город вел себя как живое существо, и я вам скажу, не очень то оно было милосердно. Хотя, на первый взгляд, более радушного и солнечного города сложно представить, я чувствовал каждый острый камень его вековых булыжных мостовых тонкой подошвой своей кроссовок. Частенько я присаживался на лавочки, чтобы ноющая боль в ногах хоть немного приутихла, но если этот город хотел моей крови, я готов был ему дать ее. Все, что угодно, лишь бы наши победили. В аду я не протяну и 30 секунд…Что то внутри меня приказало отставить грустные мысли. Я оказался в центре города, рядом с Дикилиташ (Dikilitaş), или попросту египетским обелиском, змеиной колонной и обелиском Константина. Я засмотрелся на египетский обелиск, считывая энергию. Она была мощная, но не для каждого. Подзарядиться я не смог. Даже не пытался. Тутмос третий все таки делал его для Амон-Ра, а не для того, чтобы такие, как я, спустя столько веков пытались скачать из них энергию. Египетская энергия в таких обелисках настолько древняя, что будет очень зла, если ее разбудить. Ни темные, ни светлые лишний раз старались не беспокоить артефакты Древнего Египта. Особенно если не владели достаточными уровнями для такого рода беспокойства. Отдача могла запросто замучить. Я должен был быть осторожным после провала в хранилище. То-то уж темные откровенно поржали надо мной. Нет-нет-нет, второго такого провала подряд я не потерплю. Надо уже, в конце концов, становиться умнее. Ну, в самом деле, «На молоке обжегшись, на воду дуешь»(с). Я еще раз полюбовался на иероглифы на обелиске, и когда уже наглые туристы, сгрудившиеся за моей спиной, стали дышать мне в шею, тщетно пытаясь что-то увидеть из за моего высокого роста, я пошел к змеиной колонне, вросшей в землю метра на три. Вековой земельный нарост, смесь песка и пыли, или «культурный слой», как говорят историки, из-за которого у нас в России исчезает напрочь нижний этаж всех зданий. Скоро мы покроемся такой же пылью, и все наши страхи и волнения станут абсолютно не важны перед лицом вечности. Колонна была сделана в форме змеи. Она была утащена из Греции, из дельфийского святилища Аполлона, где должна была располагаться под золотым посвятительным треножником с массивной золотой чашей. Бронзовые тела рептилий были выполнены из оружия и деталей щитов, которые некогда принадлежали персам, павшим на поле боя в 426 до н. э. Разумеется, все три головы змей этой колонны были срублены вандалами, кажется, в 17 веке. Осталось только сплетенное тело. Я смотрел на змеиную колонну и внутренним взором видел все три головы, не смотря на то, что одна из них сейчас физически находилась в музее в Лондоне. Я смотрел на змею, змея смотрела на меня, и мороз пробирал по моей коже. Я вспомнил, как я умер от укуса змеи в прошлой жизни. С тех пор их, знаете ли, недолюбливаю. Вот там, на этом месте, энергия закручивалась по спирали. Зачем было притаскивать змею из храма Аполлона в центр Константинополя и ставить ее на потеху туристам, до сих пор не понимаю. Любая вещь, вытащенная из любого языческого храма, фонит энергией эгрегора. И эта змея прилично фонила. Я задумался о ее настоящем цвете, ведь зеленым ее сделало время. Потом перевел взгляд на толпящихся вокруг ее круглого ограждения туристов, и меня внезапно накрыло. Много позже понял, что это было бесовское наваждение. Какой-то голос внутри меня четко произнес: «Перед вторым пришествием в Стамбуле спасется только то количество человек, которое влезет от египетского обелиска до этой змеи». Нельзя вступать