Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
всего несколько дней. А может, и к обеду растает. Надо спросить у Вереска, он скажет точней.
– Правильно. Давай разбудим остальных, – предложил Мох. – Они, наверное, тоже такого не видали!
– Подожди! – Чердак ухватил его за руку. – Пусть ещё немножко поспят. Ты не хочешь поиграть?
Мох обвёл взглядом белый сад. Из-за горизонта вставало холодное зимнее солнце. В его лучах снег сверкал тысячами блёсток. Разве можно веселиться, когда только что пережил такое горе? Разве это правильно? Но, с другой стороны, как здорово было бы оставить первый след на нетронутом снегу! А что, если…
И тут его прямо в ухо ударил большой, мокрый ком снега. Чердак радостно завопил и с хохотом помчался по лужайке. Даже не успев задуматься, Мох нагнулся, сгрёб снег рукой, стиснул в кулаке и понёсся вдогонку.
Минут десять они пихали друг другу снег за шиворот, ныряли в сугробы и скатывались с обледеневших пригорков. И чувствовали огромную, безграничную радость.
– Да, я видел снег, но только когда он шёл ранней осенью или поздней весной, – припомнил Вереск.
– Я тоже, – сказал Щавель. – Ах, видели бы вы Шальной Ручей, когда берега укрыты снегом! Однажды вода у берега замёрзла – и в заводи возле дуба тоже. Как это было красиво!
Четыре маленьких человечка сидели на самом верху заснеженной кучи хвороста, в которой зимовало немало жителей сада. Солнце уже взошло, но ни в доме Ро, ни по соседству, у Бена и Майи, пока не горел свет. Вереск и Щавель присоединились к зимним забавам, и некоторое время друзья играли все вместе. Но теперь они выплеснули первое возбуждение и решили отдохнуть.
– Знаете, что самое замечательное? На снегу остаются следы! – сказал Вереск. – Ему, как и Мху, перемены явно придали бодрости. – Это просто поразительно! Можно узнать обо всём: где прыгали птицы, где ходили лисы, где бегали мыши. Однажды я нашёл следы голубиных лапок, а потом – отметины от крыльев там, где голубь взлетел!
– Надо же! – ахнул Мох.
– Кстати, о птицах… – сказал Чердак, когда на кучу хвороста приземлился Лихач и аккуратно сложил за спиной крылья.
– Привет, хозяева! Что новенького? – спросил он.
– Снег! – ответил Мох. – Поразительная штука!
– Ох, я и забыл, что вы к нему не привыкли. Да уж, играть в нём приятно, а вот еду раздобыть нелегко.
– У нас есть копчёные ножки кузнечика, – правда, Мох? Принести тебе? – предложил Чердак.
– Не откажусь.
– А ты-то как живёшь, приятель? – спросил Мох, когда Чердак вернулся с закуской.
– Да так-сяк, – скворец пожал плечами и отвернулся.
– Всё грустишь, что не удалось найти тис? – сочувственно спросил Вереск. – Я тебя понимаю.
– Да не в том дело. Мне, конечно, обидно за вас, но… Видишь ли, какая глупость… мне одиноко. Вы отличные ребята, но я скучаю по другим скворцам. По моей стае. По моему народу. Разумеешь?
Четверо друзей сгрудились вокруг нахохленного, печального скворца и принялись утешать, гладя по перьям. Наконец он нетерпеливо хлопнул крыльями и отскочил подальше.
– Ну всё, всё. Хватит мять мне пёрышки. Пф-ф-ф!
– Ты ещё можешь отправиться на побережье, если хочешь, – заметил Вереск. – Погода будет стоять ясная и холодная. Хорошие лётные условия.
– Спасибочки, хозяин, но уже поздно. Все заморские птицы давно там собрались. Завели свои компании… Так что я буду не при делах, особенно если прилечу один.
– Один, говоришь? – переспросил Мох, глядя куда-то на запад.
– Ну да, знаешь. Запоздалый гость, и всё такое.
Вереск встал и тоже поглядел на запад, прикрыв глаза ладонью.
– Гм. Лихач…
– Ну да ладно. Чем сидеть и кукситься, я решил прилететь сюда и поглядеть, чем вы занимаетесь.
– Лихач! – в один голос сказали Чердак и Щавель, вставая и глядя куда-то мимо него.
– Что? – рявкнул скворец.
И тут с оглушительным хлопаньем крыльев, гвалтом и гомоном с неба обрушилась огромная стая скворцов и расселась вокруг на всех кустах и деревьях сада. Их было никак не меньше сотни – а может, и двух. Птицы чернели на белом снегу; под их тяжестью гнулись ветки; они шутливо переругивались и клевали друг друга, а затем… внезапно смолкли.
Лихач глядел на них, изумлённо разинув клюв. Четверо друзей ошеломлённо и радостно улыбались. Щавель и Мох прикрыли ладошками рты, а Вереск запрыгал на месте от волнения.
– Птичий балет! Птичий балет! – снова и снова шептал Чердак.
– Что ты говоришь? – переспросила пожилая и очень красивая птица, слетая с дерева на кучу хвороста.
– Танцы в небе! – сказал домовой. – Ой, извини. Здравствуй! Я Чердак, очень рад знакомству. А это…
– Да мы вас всех знаем, – сказала птица. – Значит, танцы в небе? Что ж, можно устроить!
Лихач по-прежнему молчал, и Мох подтолкнул его локтем. В присутствии сотни незнакомых сородичей бойкий скворец внезапно оробел.
– Ну ладно, – выдавил он наконец.
Пожилая гостья засмеялась и весело защёлкала.
– Привет, Лихач! – сказала она. – Мы вроде бы раньше не встречались? Я Блёстка и живу в Зелёном Мире целых девять кукушкиных лет. Это моя стая. Нас прислали, чтобы забрать тебя на восток.
– Прислали? Кто?
– Неважно. Полетишь с нами?
– Но…
– Твои друзья не пропадут. Обещаю.
– Откуда…
– Поверь мне, – с улыбкой в голосе сказала Блёстка.
Лихач поглядел на четырёх маленьких человечков, которые крепко держались за руки.
– Я не могу улететь, – шепнул он.
– Можешь, – ласково сказал Вереск.
Мох согласно кивнул, улыбаясь сквозь слёзы.
– Не могу! – повторил Лихач. – Мы ещё не нашли нужные деревья, а вашему старому саду конец. А вдруг я вас больше… больше не…
Скворец уронил головку на грудь и заплакал.
Мох обнял его обеими руками, прижал к себе и поцеловал в мягкие перья на щеке.
– Не переживай, Лихач. Блёстка права, с нами всё будет в порядке. Сейчас тебе нужно лететь с друзьями. Когда вернёшься весной, мы будем на месте. Вот увидишь.
– Обязательно будем, – кивнул Чердак.
– Мы обещаем, – добавил Щавель.
– Но вы же не можете этого обещать, – сказал Лихач, всхлипнул и тихонько икнул. – В том-то вся штука!
Вереск и Щавель переглянулись. Оба до сих пор были наполовину прозрачные. Ступни Вереска так и не выздоровели, а у Щавеля не хватало левой руки и ноги.
– Ничего, я скоро кое-что изобрету, – заявил Щавель. – Э-э-э… противоисчезательную машину. Это будет великое чудо техники! Я уже придумал, как её сделать. Просто ещё никому не говорил.
Все друзья прекрасно знали, что это неправда. Но ещё они знали, что Лихачу одиноко и дальше будет только хуже. Ему пора было снова стать скворцом и делать то, что зимой делают все скворцы: летать в большой стае, ночевать вместе с ней, обмениваться новостями и сплетнями, а ближе к весне сменить наряд и обзавестись новыми переливчатыми перьями.
– Нам пора, Лихач, – мягко сказала Блёстка. – Ты готов лететь?
Четверо друзей по очереди обняли скворца, изо всех сил сдерживая слёзы.
– Береги себя, – попросил Мох. – Мы будем скучать.
– Увидимся весной, – сказал Вереск, после чего шумно сглотнул и отвернулся.
– До весны! – хором крикнули друзья, когда вся стая, захлопав крыльями, взвилась прямо в серое зимнее небо и помчалась над Ясеневой улицей – всё выше, всё быстрей. Лихач летел посередине, со всех сторон окружённый сородичами.
И вдруг случилось нечто удивительное. Когда стая уменьшилась и превратилась в тёмное пятно на фоне зимнего неба, она перестроилась; отдельные точки – птицы – как будто слились в единое облако. Облако растянулось широкой лентой; затем сжалось, образуя овал; потом превратилось в узкую, высокую башню; потом округлилось и сделалось самым настоящим шаром. Это и был знаменитый птичий балет – поразительное, ни с чем не сравнимое зрелище. При виде него Мох ощутил, как сердце переполняет любовь к маленькому храброму скворцу, который наконец вернулся в свою стаю и теперь вместе с ней выписывал в небе чудесные, недолговечные, но незабываемые фигуры.
22. Зимние забавы. Все выходят поиграть
К тому времени, когда в домах по Ясеневой улице
Ознакомительная версия. Доступно 6 страниц из 29
