Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
кресле. – Стало мне известным, якобы государь… – Львов кашлянул в кулак, – интересные планы вынашивает. Думу манифестом своим распустить намеревается без указания срока нового созыва и восстановить неограниченное самодержавное правление. В обеих столицах ввести военное положение, а ежели нужно, и осадное, вплоть до полевых судов. Ему уже и проект манифеста приготовили. Вот такие интересные новости.
– Откуда сведения? Не блеф? – нахмурился Гучков, разминая в пальцах новую папиросу.
– Не блеф. Родзянко уже был у государя. Я, говорит, как председатель Государственной думы, умоляю: ваше величество, спасайте себя! То, что делает ваше правительство и вы сами, до такой степени раздражает население, что все возможно. Вы хотите распустить думу, но тогда не пройдет и трех недель, как вспыхнет такая революция, которая сметет вас, и вы уже не будете царствовать. Нельзя так шутить с народным самолюбием, с народной волей, с народным самосознанием.
– Так и сказал? – удивленно спросил Гучков, закуривая. – А что ж государь?
– А-а, – на лице князя Львова снова появилось недовольное выражение. – Ни-че-го. Сказал: «Ну, Бог даст, все образуется». Родзянко даже сорвался. «Ничего, – говорит, – Бог уже не даст, вы и ваше правительство все испортили! Революция неизбежна». И боюсь, что он прав. Ох, прав, Александр Иванович…
– Та-ак, – Гучков снова принялся поглаживать кошку, которая успела устроиться у него на коленях. – Да, первый и необходимый шаг к спасению страны – это, безусловно, замена ничтожеств, сидящих в нынешнем Совете министров и в высшем командовании выбранными нами вместе с братьями по ложе достойными людьми. Без Распутина будет легче это сделать. Если не удастся – боюсь, придется поднимать вопрос о физическом устранении царя, – жестко сказал он.
– Оставьте, Александр Иванович! – Львов достал из кармана часы на серебряной цепочке и посмотрел на циферблат. – Я тоже раньше к этому склонялся, но это была бы очередная попытка спасти ситуацию старорусским способом – тайным дворцовым насилием. Думаю, само время сейчас работает против государя. Он человек мягкий, пока надумает что-то, пока решится… – с пренебрежением сказал он и убрал часы. – Однако сообщить это я был вам обязан. Возможно, наши планы потребуют некой корректировки. А сейчас простите, Александр Иванович, вынужден вас покинуть. У меня еще встреча, – он поднялся и, пожав руку Гучкову, вышел из кабинета.
Гучков проводил его взглядом и теперь стоял, раскачиваясь с пятки на носок.
«Мы несемся к пропасти, строим свои планы спасения, но царь-батюшка, похоже, мыслит совсем по-другому», – подумал он.
Кошка ласково потерлась о его ногу, оставляя на темно-синей шерсти брюк рыжие волоски.
– Пойдем-ка и мы домой! – Он подхватил кошку на руки. – Утро вечера мудренее.
9
Снег валил уже второй день. Сугробы, разрастаясь, перекрывали улицы. Ирина быстро шла по заснеженному тротуару. Поднятый воротник шубки был покрыт инеем. Порывы ветра бросали в лицо колючий снег. Мороз пощипывал нос и щеки. Проходя мимо темной громадины щербатовского дома, возвышавшегося на противоположной стороне улицы, она с тоской подумала: «Господи, ведь только что все это было – балы, свет во всех окнах, красная ковровая дорожка перед подъездом через тротуар, специальный наряд полиции, руководящий движением подъезжающих экипажей, швейцар у двери в темно-синей ливрее до пят и фуражке с золотым галуном, лакей, помогающий разряженным, смеющимся гостям вылезать из экипажей… А сейчас… Все окна темны, как и во многих других домах, и от этого охватывает мрачное чувство обреченности. Под ногами словно ощущаются подземные толчки, будто какая-то неведомая сила с утробным рыком рвется на поверхность». Она вспомнила, как на днях дочь баронессы Ботмер уверяла ее, что из России надо бежать, пока не поздно. Неужели она права?
Ирина вышла из переулка и свернула направо на свою улицу.
В конце улицы возле бакалейной лавки увидела темную толпу, которая колыхалась и гудела, как растревоженный улей. Издали были слышны шум и крики. До дома оставался всего один квартал, свернуть было некуда, возвращаться и обходить – очень далеко, да и неизвестно, кого еще встретишь на соседних улицах. Подойдя ближе, она невольно замедлила шаг. Толпа становилась все больше и больше. Ирина уже слышала ее неровное, шумное дыхание. Лица людей, столпившихся у входа в бакалейную лавку, были искажены ненавистью. Хозяин, невысокий коренастый мужчина в пальто, наспех накинутом прямо на халат, и молоденький рыжеволосый приказчик с испуганным, бледным лицом, стояли на ступеньках, прижатые к дверям лавки, пытаясь что-то объяснить, однако их никто не слушал – превращаясь в неуправляемую, безжалостную, безликую массу, толпа продолжала напирать. Ирина с ужасом поняла неотвратимость того, что сейчас произойдет. Улица оказалась перекрытой, остался лишь узкий проход, похожий на тропинку в расщелине. «Ну что ж, как там учил Порфирий? Надо надеть шапку-невидимку, а для этого – перенестись центром своего сознания в другое место, проще всего – в воспоминания…»
Ирина медленно двинулась вперед.
«Вчера Ники принес мне маленькую баночку дивного, душистого меда, и…»
– Бабы! Да брешут они, гады! Прячуть хлебушек!
«…и я, зачерпнув ложечкой золотой нектар, с наслаждением впитывала в себя волшебный вкус лета…»
– Мужик на фронте! Дите третий день не жрамши! А они тут жируют!
«…а Ники неожиданно поцеловал меня в губы…»
– Да я за дитёв глотку перегрызу!
– Не хочут давать по-добру – сами возьмем!
«…я прикрыла глаза, отдаваясь его губам…»
– Бей их, бабоньки! – раздался визгливый мужской голос.
Толпа, опрокинув хозяина и приказчика, рванула в лавку, двери затрещали, на ступеньках у входа начались потасовка и давка. Прижавшись к стене дома, Ирина продолжала осторожно двигаться вперед. Из задних рядов через головы пролетели камни.
«…и навеки запоминая медовый вкус, имя которому – любовь…»
Раздался звон разбитого витринного стекла и сразу же – истошный женский крик. Ирина остановилась. От разбитой витрины, схватившись за голову, пыталась отойти женщина с залитым кровью лицом. Охнув, она осела на землю и медленно повалилась набок. На долю секунды те, кто пытался прорваться внутрь через разбитую витрину, приостановились, бессмысленно глядя на нее, но раздавшийся из лавки радостный вопль: «Вот он, хлебушек!» – бросил их вперед через упавшее тело. Сзади, уже не замечая ничего, продолжали напирать другие. Ирине показалось, что она слышит, как трещат под ногами кости несчастной, и, не выдержав, отчаянно расталкивая всех, бросилась в самую гущу толпы.
– Пустите! Пустите же, говорю! Вы же по людям ходите!
Ее никто не слышал. Толпа, словно страшное многоликое чудовище, еще плотнее сжималась перед ней. От внезапного удара по голове потемнело в глазах. Уже знакомый визгливый мужской голос прокричал совсем рядом:
– Богатенькая сука тоже кушать захотела? Хлебушек наш отнять хочешь? А
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 81
