челюсть. Мелай решил для себя, что истинный воин Либров так выглядеть и должен, вне зависимости от пола. Сотни сражений не могут не оставить следов, раны неминуемы. А что до её некрасивого лица, в этом не было беды – её внутренняя сила, несгибаемый дух и доброта были много важнее внешней эстетики. Жаль, думал он, что почти всех в этом мире интересует только одна форма, содержанию же отдаётся в лучшем случае вторая роль.
– Не знаю, Кима. И прекрати звать меня великим, я пока не уверен точно в том, что я из Службы Мирового Спасения. Хотя многое мне стало ясно. К примеру – эти… тарелки, они вовсе не прибыли в этот мир извне. Они были созданы здесь.
Кима от удивления даже осмелилась поднять на него глаза. Энхир сверкнул взглядом и, поравнявшись с ними, забрюзжал:
– Это как? Это что ты такое брешишь?
Мелай остановился. Остановились и его спутники.
– Я знаю, вам невероятно трудно будет поверить мне, но постарайтесь.
Возникла тишина. Где-то высоко в небе, широко расправив крылья, кружили, высматривая добычу свободные, дикие орлы. Мелай, слегка улыбнувшись, глядя на сдвинутые брови старика, кивнул в сторону, предлагая продолжить путь и поговорить на ходу. Теперь пошли чуть медленнее.
– Тарелки создали люди. Это для меня ясно как солнечный свет. Я могу… как бы вам это объяснить… могу видеть их природу. И я вижу, что они сделаны из здешнего металла, здешними жителями.
Энхир огляделся.
– Что, прямо в этой глуши их и сварганили? – искренне удивился он.
– Нет, – усмехнулся Мелай. – Где-то в других местах. В городах, где живут те, кого вы зовёте Бурханами.
– Да что ж это ты такое мелишь?! – еще сильнее разозлился Энхир, всплеснув руками, и даже остановился. – Да как же это может такое быть?! Что ж, по-твоему, Бурханы сами себе врагов налепили?
Кима была в смятении; она знала старого и верного последователя Службы много лет и доверяла ему безоговорочно, но Мелай… На него она смотрела как на живое божество, и сомневаться в его словах тоже не смела.
– Энхир, я легко могу понять твой гнев, – спокойно отвечал «новоявленный Бурхан», – но я говорю истину. Эти тарелки создали, наверное, не те, которым ты служишь, но другие.
Старик молчал.
– Так что же, у них и меж собой вражда? – тихим голосом, снова глядя в землю, спросила Кима.
– Наверное, так. Передо мной смутно рисуется картина той древней страшной войны. Истинная картина. Похоже на то, что никаких пришельцев не было, а война началась промежду людьми. И то, во что превратился мир – это последствия жутких битв и побоищ. Всюду заражённые земли, города разрушены, а вам приходится кочевать в диких степях, чтобы выжить. И сами люди, те, которым не довелось жить в уцелевших городах, одичали, утратили все знания, забыли своё прошлое.
– Что же нам делать? Где ж теперь найти правды и спасения? – сдавлено спросил Энхир как будто сам у себя. – А ежели Город, куда мы топаем…ежели он уже в руках вражьих? Что если там ужо те, другие Бурханы?
– Будем надеяться, что это не так, – сказал Мелай, всматриваясь вдаль.
Весь мир, вся бескрайняя степь, где жили Язы, Сивуши, Либры и Недалы, где разбойничали Порватские шайки и где только что всё было на своих местах, весь этот простой и понятный мир в одно мгновение рухнул. По щеке Кимы, огибая шрам, потекла крупная слеза. Энхиру казалось что Земля под ним шатается и он вот-вот свалится с ног.
– Ведь всё одно к одному, Кима, – сипел, странно улыбаясь, старик, в лице которого вновь проглядывал сумасшедший Дебиря. – И на связь они давно со мной не выходят, и тарелки вновь объявились…
Ноги его подкосились, и он медленно соскользнул по посоху на землю, держась за сердце. Кима тут же бросилась к нему. Несчастный часто дышал и корчился от боли. Воительница схватила его за плечи, обняла и повернула мокрое от слез лицо на Мелая. Он наклонился, посмотрел пристально задыхающемуся стражу народов в исполненное страданий лицо и отошёл в сторону, по-прежнему вглядываясь куда-то в горизонт. Энхир тут же затих, гримаса боли исчезла с его лика. Да и вообще, казалось, мир потерял его, до того он тихо лежал. Кима зарыдала у него на груди и не сразу заметила, как он положил ей на голову руку. Она отодвинулась и увидела перед собой ехидный взгляд вполне даже себе живого старого поверенного Службы.
– Кима, дочка, ну чего ж ты! Эх, сердце совсем ни к чёрту стало!– приподнимаясь на ноги, успокаивал её «воскресший». – Не умер я, живой. Видно не подошло время ещё.
Кима улыбнулась и тут же принялась делать над собой страшные усилия, чтобы вновь предстать сильным воителем Либров, а не слабой женщиной.
– Чего ты все высматриваешь? – спросил, подходя к Мелаю, Энхир.
– Высмотрел. Птица лежит там, – указал он на далёкий низкий холм, – Заночуем здесь, сейчас уже поздно, а чуть свет – выдвинемся.
13/Ч
Чильтан так и не уснул до самого утра. Стоило чуть посветлеть тонкой полоске горизонта, он был уже в дороге. Прибор ночного видения, провалявшийся на складе много лет, наконец-то пригодился, поэтому сумрак раннего утра не причинил ему неудобств. Было ветрено. Воздух был прохладным и чуть сыроватым. Всюду были лужи и грязь, последствия ливня, и Чильтан весь измазался, пока дошёл до своего наблюдательного кургана. Но на грязную одежду сейчас ему было наплевать, равно как и на то, что он скажет, если Обр с Сорелем его в таком виде заметят. Он всматривался в очертания лежавшего на соседнем холме самолёта. ПНВ давал отличную картинку, было светло как днём, и Чильтану вдруг показалось, что он увидел чьи-то силуэты рядом с крылатой машиной. Впрочем, сколько потом он ни смотрел, больше ничего такого ему не чудилось.
Светлело довольно быстро, и, когда молодой помещик, крадучись, подбирался к раскуроченной задней аппарели самолета, в приборе уже не было особой необходимости.
Вблизи повреждения выглядели серьёзнее: фюзеляж треснул во многих местах, правое крыло почти отвалилось и держалось на каких-то рваных кусках обшивки. Хвостовая часть, однако, почти не пострадала, за исключением большой аппарели, которая, видимо была не полностью закрыта в полёте и при падении её неслабо погнуло. В этом был плюс – через огромную щель легко можно было проникнуть в грузовой отсек.
Внутри было темно и ПНВ понадобился снова. Чильтан тихонько крался, осматривая интерьер. Отсек был небольшим: молодой хозяин поместья прикинул, что в нём едва поместился бы десяток его роботов-уборщиков,
