потом вокруг. Как военный, он был обучен смотреть по сторонам и быть в курсе ситуации.
Защищать невинных. Служить тем, кто в этом нуждается. Сохранять свободу.
Несколько раз моргнув, я глубоко вздыхаю. Я благодарна, что это не Райф.
Он снова зовет:
— Айрис. У меня твоя шапка.
Лука берет меня за руку и помогает подняться на ноги. Он притягивает меня к себе и бодро шагает прочь, прикрывая меня своим телом.
Райф не мог видеть, как мы скрываемся среди машин, грузовиков и фургонов, когда садимся в грузовик Луки.
Он молчит, пока мы едем по Мэйн-стрит ‒ веселая сцена за окном противоречит узлам в моем животе. Мы заезжаем на стоянку базара рождественских елок, и Лука выходит из машины. Он разговаривает с парой парней школьного возраста, стоящих у маленькой хижины, украшенной блестящей мишурой и разноцветными огоньками.
Я прикусываю губу, разглядывая окрестности, не зная, что делать с его молчанием во время поездки, не зная, должна ли оставаться на месте или следовать за ним. Может, у него где-то здесь есть скрытый бункер? Через несколько минут я выхожу и улавливаю обрывки их разговора.
— Еще три дерева пропали? — спрашивает Лука. — Ты уверен?
— Да. Несколько ночей назад. Должно быть, перед первой бурей.
Лука разглаживает бороду.
— Я займусь этим.
— Ты говоришь о пропаже елок? Я слышала, как кто-то на почте упомянул, что тайный Санта доставляет их в местные организации. — Я называю их, пытаясь быть полезной, если кто-то крадет его елки.
Лука переминается с ноги на ногу.
— Можно придумать вещи и похуже, чтобы украсть.
— Кажется, недавно с базара пропало несколько пирогов. Мы должны принять меры предосторожности, босс, — серьезно говорит рабочий.
— Можете быть уверены, я проведу расследование, — говорит Лука странно бодро, как будто говорит парню, что предложит ему рождественскую премию.
— У него есть топор, то есть колун, — говорю я громко на случай, если преступник находится поблизости.
Лука прячет ухмылку. Я так думаю… я надеюсь.
Когда возвращаемся к машине, я прищуриваюсь, пытаясь понять смысл разговора о пропавших деревьях. Лука, из всех людей, похоже, пришел бы в ярость, если бы кто-то украл его деревья и осмелился отдать их на благое дело. В конце концов, он же Снеговик Фрости.
— Странно насчет деревьев, — говорю я, нарушая ледяное молчание между нами.
Он ворчит.
— А не странно, что ты скрывалась на парковке у почты?
— Эм, мне показалось, что я увидела… эм, одного из эльфов Санты. Собиралась поймать его для Чарли.
— Ага. А я ‒ тайный Санта, доставляющий елки.
Задыхаясь, я кручусь на своем месте и показываю пальцем.
— Так это ты, не так ли?
Он прячет кривую улыбку за своей бородой.
— Да, это ты.
— Почему ты так думаешь?
— Эльфы Санты знают все.
Он хихикает.
— А они знают, в хорошем я списке или в плохом?
— Я начинаю думать, что в хорошем.
— Хм. Мы должны что-то сделать, чтобы изменить это.
— Сейчас?
— Ага. Нам, наверное, стоит… — Лука резко поворачивает, а затем петляет по окрестностям, прежде чем оказаться на грунтовой дороге, покрытой толстым слоем утрамбованного снега. — Держись крепче.
Грузовик подпрыгивает на ухабах, когда мы съезжаем с дороги на лесовозную тропу, а затем выезжаем на горную дорогу возле его дома.
— Что это было? — спрашиваю я, вцепившись в подлокотник пальцами с побелевшими костяшками.
— Я не знаю, Айрис. Ты мне скажешь? — Этими простыми словами он разрушает веселое настроение в грузовике.
Как делала в детстве, когда чувствовала себя загнанной в угол, я складываю руки перед грудью, охраняя свой секрет. Я хочу доверять Луке, но должна защитить свою сестру.
ГЛАВА 10
ЛУКА
Айрис, или Айви, или кто бы она ни была, качает головой.
— Я не Айрис. Я не знаю, кто был тот парень. Должно быть, он перепутал меня с кем-то.
— Он кого-то искал, ты убегала, но ты его не знаешь? — Я хочу поверить ей и не делать поспешных выводов. Но что-то не сходится.
Она пожимает плечами.
— Не знаю. И я не понимаю, почему мы съехали с дороги и оказались здесь, в глуши.
— Ты не знаешь, где мы находимся? — спрашиваю я. — Похоже, что твой партнер по преступлению знал. Подозреваю, что это он преследовал нас на черном внедорожнике. Поэтому я поехал в объезд. — Хорошо, что я знаю здешние дороги и не против бездорожья. — К счастью, мы обхитрили его.
Гнев горит в глазах Айви.
— Лука, у меня нет партнера по преступлению. Я застряла здесь. Одна. Я потерялась. — Ее голос стихает, и она прижимает руки к лицу, закрывая глаза.
После странной встречи на парковке у почтового отделения у меня волосы встали дыбом. Что-то было не так. Несмотря на свои лучшие чувства, я не обращал на это внимания, пока мы не поехали сюда, и черный внедорожник с почты не увязался за нами.
Если это воры, то, кроме того, что не прибито, у меня в доме нет ничего ценного. Я не сторонник вычурного или показного искусства, коллекционных предметов или электроники. Все остальное в моем сейфе. Если Айви работает над какой-то аферой, то почему? Для чего?
Я не могу ответить на эти вопросы. А также не могу отрицать, что у меня появились чувства к ней. Чувства, которые заставляют меня отступить, чтобы защитить себя, и в то же время раскрыть объятия и впустить ее. Мои инстинкты приходят в состояние повышенной готовности.
Разрываясь между тем, верить ей или продолжать сомневаться в ее намерениях, я поворачиваю на подъездную дорожку и проезжаю мимо пруда.
Я видел ее водительские права. Она не дала мне ни одной причины не доверять ей, кроме заявления о том, что не знает того парня, который назвал ее Айрис.
Потом была прошлая ночь. Поцелуй, который мы разделили, был похож на что-то, что я не хочу отпускать. Не сейчас. Никогда. Но не затуманивает ли это мое восприятие?
— Куда мы едем? — спрашивает она с дрожью в голосе.
— Домой, — говорю я с уверенностью Коста.
— Нет. Я не хочу тебя больше беспокоить. Я остановлюсь в гостинице.
— Они все забронированы. Где еще ты можешь остановиться?
Проходит несколько секунд, пока шины хрустят по снегу. Температура, должно быть, упала с утра.
— Ты не можешь удерживать меня против моей воли, — наконец говорит она.
— Нет, но я могу защитить тебя.
— От моего партнера по преступлению? — Сарказм прорывается в ее голосе.
Чувствуя решимость докопаться до сути, я останавливаюсь на подъездной дорожке.
— Ты можешь сказать мне правду или продолжать лгать.
