а также те, которые приносят дары по какому-либо поводу. Все они, в ожидании эмира, переступают с ноги на ногу.
Иные из придворных, боясь пропустить эти приемные часы, прибегают во дворец, не совершив ритуального омовения после ночи, проведенной с женой (а иные не совершают других видов омовения), не совершив намаза в квартальной мечети, спешат в дворцовую мечеть. Они прибегают, запыхавшись, но оказывается, что солнце давно взошло и здесь уже молились. Они совершают намаз где-нибудь, сидят до десяти часов и молятся за его величество эмира.
В такой суматохе эмир выслушивает приветствия и велит подать прошения, поступившие в канцелярию двора. Он читает их, но не понимает, чего просят жалобщики, и передает мунши и мушрифу. Те вторично докладывают ему содержание жалобы. Если эмир решит что-нибудь, они пишут резолюцию, а в противном случае жалоба так и останется без ответа.
Например, от начальника стражи в Гиждуване поступает донесение, в котором сообщается: «Прошлой ночью такие-то люди напали на дом такого-то человека, взяли вещи и убили нескольких человек. Хозяин дома сообщил нам об этом, но мы воздержались от их ареста, не имея на то разрешения. Какое будет высочайшее соизволение по этому поводу? Если эти разбойники скроются утром, то их уже потом не найти.
Если эмир не спит, то он выходит в полдень, а если спит — то к вечерней молитве, а то и на утро другого дня. Короче говоря, приказ эмира об аресте разбойников выйдет через два дня, когда они уже, возможно, будут в Хорезме.
После окончания приема эмир вызывает к себе надимов и приближенных и болтает с ними. К этому времени он уже позавтракал и начинает расспрашивать собутыльников о том, как они предавались плотским страстям или вообще как совокупляются животные. Это продолжается до тех пор, пока у него не переварится пища, а сам он не придет в плотское возбуждение. Тогда он встает возбужденный, отправляется во внутренние покои и предается чувственным наслаждениям с законными женами или просто наложницами, так что потом бывает вынужден искупаться. После бани он вызывает цирюльника, а затем спит, сколько его душе угодно.
Проснувшись, эмир приходит в зал, вызывает надимов и садится за обед. Пока пища переваривается, он ведет болтовню, пока его естество не возалкает женщины. И он тут же направляется в свои покои.
Так проводит эмир во дворце дни и ночи. Не проходит и недели, как он отправляется за город. А везир выделяет партию всадников. Подводы с женщинами снуют взад и вперед, коней загоняют и можно подумать, что люди торопятся по очень важному делу. А если выяснить причину, то окажется, что скачут за щепоткой мышьяка и извести, которые нужны для выведения волос на лобке любовницы.
Вместе с эмиром за город выезжает три тысячи всадников, которые травят посевы крестьян своими конями, портят их. Для того, чтобы все эти люди не скучали, всегда играет музыка, танцуют, пляшут. Будь то под снегом или дождем, в зной или холод — всегда группы отроков поют и танцуют в грязи и на снегу, покачивая головами и бедрами, так что вызывают сожаление к себе. И никто даже не смотрит на них. Так каждый занят своими заботами, сопряженными с дорогой и отдаленностью от родного очага.
Если в это время какому-нибудь бедному человеку надо подать прошение, то он должен отправиться за город и ждать в холод и зной от трех до пятнадцати дней. Да к тому же неизвестно, будет ли исполнена его просьба. Во-первых, слуги эмира будут опасаться показать его эмиру из страха, как бы он не расстроился. Но если они даже и покажут, то от эмира не будет вразумительного ответа, и слуги вынуждены будут расспрашивать приближенных. А если будет вынесено какое-нибудь решение, опять же мунши и мушриф получат разные указания.
Одним словом, если прошение было относительно воды, то решение по этому вопросу будет отправлено из канцелярии эмира тогда, когда в реке не останется воды, а земля потрескается от засухи. А проситель возмет эту бумажку и выбросит в арык, а то и на ветер, так как она уже лишена всякого смысла. А ведь он зря потратил за нее двадцать, а то и тридцать дирхемов. А если бы прошение касалось каких-либо забав, игр или плотских наслаждений, то оно немедленно было бы представлено эмиру и сразу же вышло бы решение эмира, так как подобные прошения не раздражают его и отвечают его вкусам.
* * *
Когда эмир выезжает куда-нибудь далеко, то начинают насильно забирать подводы и верблюдов у бедняков. Это является вестью о приближении отъезда эмира. После этого в город, в течение нескольких дней, не привозят хлеб и продукты, цены на базаре подскакивают, отчего приходят в отчаяние вдовы и бедняки. Подводчики и погонщики, привозящие на базар продукты, услышав, что в городе забирают верблюдов, прячут свою скотину по разным углам, а сами разбегаются. А причина та, что верблюд, попавший в руки эмирских воинов, вскоре издыхает от побоев, а арбы они просто разносят в щепы и пускают на топливо. Кони же подыхают от истощения, так как не подпускают их владельцев к ним для ухода. А если бы их и допускали, то те вскоре сами убежали бы, жалея животных, ибо воины безбожно нагружают наёмную скотину, потом еще несколько человек садятся поверх груза, о корме же не заботятся. И бедная скотина издыхает через один-два перехода.
Удивительные беспорядки! Начальник войска получает из казны несколько тысяч дирхемов на наем тягла, а потом еще несколько тысяч для уплаты компенсации за сдохших верблюдов и коней, но их владельцы не получают ни гроша и даже пожаловаться не могут, так как никто не передаст их прошения эмиру, чтобы не расстроить его.
О диво! Все тайны дворца и эмирских жен ходят в народе из уст в уста, но вот отъезд эмира считается государственной тайной и никто не знает, когда он выступает из города и когда выйдет на дорогу. Только в самый момент выступления бьют в барабан, но остается неизвестным, каким путем и через какие городские ворота он выедет. Народ суетится, встречая его, а люди везира возятся с приготовлением угощений эмиру.
Выехав из города, эмир проводит два-три дня в окрестностях, чтобы свита подготовилась к поездке. А люди ждут, что эмир вот-вот двинется. Поэтому с утра до вечера кони стоят под грузом, а паланкин эмира привязан к шеям носильщиков, которые изнывают под тяжестью, а эмир все не выступает. К вечеру
