и лишился в самой своей сердцевине большой выдвижной неповоротливой пушки, способной уничтожать танки на поле боя. Зато энергозатраты порядком сократились и увеличились возможности для марш-броска.
Искатель получил ВОЛЮ. Именно она и привела его к рельсам.
Обновленный Искатель понимал, что хочет найти. Понимал, что может сделать. И понимал, для кого.
Найти и уничтожить во имя Богини!
Когда странный шум привлек внимание Искателя, он направился к его источнику. И вышел к удивительно ровной насыпи. Прямые темные рельсы, торчащие из грязного снега, настораживали. «Зверь» принюхался, определяя посредством еще не угасших возможностей газоанализаторов структуру воздуха. Заинтересовавшись, он пошел вдоль железнодорожного полотна. Затем побежал рысью, ощущая тревогу. Никогда не ощутимую прежде тревогу.
Новые ощущения поражали Искателя, хотелось докопаться до их причины в ядре кода, но доступ к внутренним службам был закрыт. Это походило на любопытство, но нейронные сети прошлого в сохраненном банке данных также не давали ответа, что это за ощущение. ВОЛЯ мучила его, не давая ответа.
Только Богиня могла дать ответ.
ЗОВ!
Он был вполне ощутим. Хозяйка вновь звала его на встречу 475 дней 18 часов и 48 минут спустя.
Искатель спешил, вместе с новыми ощущениями определяя привычный запах крови. ДНК людей им определялась безошибочно. Таким его создали. Машиной уничтожения. И он не подводил. Робот знал, что биологические разумные индивиды вновь уничтожали друг друга, продолжая это делать, даже потеряв 99,9 процента своих собратьев. Война была у них в крови. Война была сутью человечества, не видевшего возможностей для развития без этого вечного противостояния. Так говорили нейронные сети прошлого. Так же повторяла Богиня. Так считал и он сам, уничтожая людей без тени сомнения уже по собственному решению.
Анализ данных обстановки говорил, что группа людей оставила другую группу людей истекать кровью у груды досок. Тела застыли, их терзали мыши и тараканы. Кровь кристаллизовалась. Искатель принюхался к ней, делая анализ на токсины. Он показал слабый уровень радиации и ядов, но высокий уровень консервантов. Что означало проблемы с ЖКТ[11], увеличенную печень, камни в почках. Это лишь подтвердило последние данные — жизнь на консервах сильно уменьшала век людей. Но до естественной смерти они и так редко доживали. Искатель давно не встречал старых тел.
Робот поднял голову к серому небосводу. Двухтонной туше требовалось безоблачное небо, чтобы развивать большую скорость. Аккумуляторы не успевали заряжаться даже до четверти за полный световой день. Плотные облака оставляли далеко не антропоморфное кибернетическое существо голодным и экономным, потому ареал его обитания был неширок. Робот и после модернизации преодолевал не более тридцати километров в день, не слишком рассчитанный на автономное существование за пределами армейских корпусов.
Тридцать километров — это расстояние на заре своего создания, в НИИ приборостроения в Новосибирске в День освобождения, Искатель преодолевал за несколько минут на испытательном полигоне, выполняя приказы командования.
Искателей в последние годы Благоденствия было очень много на сибирских заводах, поэтому после Катастрофы большая часть ушла на запад России — терзать недобитую Европу. А роботу с индексом «Скай-37» в числе немногих прочих поступил приказ пройтись косой смерти по Дальнему Востоку. Но уже в первый месяц автономного существования на границе с Китаем мощные радиоактивные ветра и черные облака замедлили его скорость передвижения практически до десяти километров в день.
Долго Искатель путешествовал по мертвым землям Даурии, пока не вышел к Амуру. Здесь он начал встречать первых людей. Здесь он повстречал Богиню, вторгшуюся в его исходный код с легкостью Создателей. После модернизации она отправила его на юг — в Приморский край. После нескольких лет этого долгого путешествия по заснеженной тайге в районе хребта Сихотэ-Алиня Зверь вышел к Японскому морю и сегодня вновь почувствовал ее Зов.
Сегодня он понял, что пора возвращаться к Амуру. В ее Логово.
Запах человека и дыма со странной, незнакомой примесью волновал Искателя. Глаза роботизированного хищника до предела всматривались сквозь туман вдоль насыпи, но ничего не видели даже с его «снайперским зрением». Зато «зверь» слышал шум, прикасаясь к вибрирующим рельсам. Едва заметный, тот передавался и земле.
Источник запаха, шума и тревоги был где-то рядом.
Он найдет его!
* * *
Пробуждение было интересным для всего адмиральского купе. С головы до ног мокрая Ленка нависла над Брусовым, толкая в бок. Зема проснулся первым и теперь наблюдал, как вода текла с нее ручьем, и на полу в купе быстро собиралась лужа. Сама бравая служительница порядка стучала зубами от холода. Губы ее в полутьме вагона казались черными. Свет давал только полумесяц над головой, заглядывавший в толстое плексигласовое окно в коридоре. Когда же Брусов наконец проснулся и включил ручной фонарик, находившийся под рукой на столике, оказалось, что Ленкины губы просто посинели.
Ленка… Шестнадцатилетняя оторва. Сам Брусов мог бы назвать ее дочкой, так как последние пятнадцать лет жизни в анклаве посвятил ее воспитанию. Лишь последние пару лет скорее она воспитывала его, быстро перерастя наставника в умениях, как только вступила в ряды рейдеров-добровольцев. Звание капитана пришло к ней быстро. Каждая вылазка на поверхность — риск для жизни, и Седых не скупился на лычки для личного состава. Лишь бы был толк.
Сам Кай Брусов прекрасно помнил день, когда вдруг стал отцом. Не то чтобы какая-нибудь из женщин в анклаве вдруг принесла ему ребенка в подоле. Нет, Лену привел за руку капраз Седых и просто назначил его дочерью. В тот день, пятнадцать лет назад, ее родители добровольно покинули анклав «Владивосток». Седых не настаивал на их выселении и претензий к семейной паре не имел. Потому Кай никогда не мог ответить на вопрос Ленки, почему ее родители оставили собственную дочь на воспитание «чужому дядьке», что стал вскоре папой, а потом и батей.
Единственное, что связывало Лену с ее сгинувшими родителями, — татуировка. На левой руке, на запястье, дочурка с малых лет носила черную двенадцатилучевую звезду. По словам старожилов, такая же была когда-то выколота на запястье ее матери. Сколько Брусов ни разглядывал татуировку, он не мог понять ее назначения. Лучи могли обозначать все что угодно, — от числа месяцев до количества апостолов. Верующих после Апокалипсиса меньше не стало.
Лена, выросшая с Брусовым фактически как дочь, стала одной из немногочисленных девушек-бойцов в анклаве. Конечно, физически она была слабее подготовленного мужчины и бегать по туннелям с Калашниковым наперевес на равных не могла. Зато Лена великолепно обращалась со стрелковым оружием. Она словно чувствовала его, всегда выбивая десятки на самодельных мишенях. Смирнова виртуозно владела пистолетами, автоматами, но главное — почти сроднилась с обожаемой ею снайперской винтовкой Драгунова. СВД она могла спокойно делать «лоботомию».
