Я провела его на кухню, где Валера уже заканчивал раскладывать продукты по полкам холодильника. Усадила на стул и придвинула к нему его мишку, которого он мне отдал.
– Кое-кто по тебе скучал, – произнесла с улыбкой.
Миша прижал к себе игрушку – бережно и ласково, и я отвернулась, чтобы не смущать его. А заодно – чтобы налить ему собственноручно сваренный какао.
Когда я поставила перед ребенком чашку с ароматным напитком, он робко к нему принюхался и мне вдруг стала очевидна еще одна вещь: Миша никогда раньше не пил ничего подобного.
– Вкусно, попробуй, – подбодрила я его.
Я дождалась, когда он сделает первый глоток. Улыбнулась, когда Миша жадно облизал губы, слизывая шоколадные усы. Подавшись к нему, проговорила:
– Миш, нам с твоим папой поговорить надо. А ты пока пей какао и, если захочешь, можешь порисовать или почитать.
Я кивнула на стопку книг на столе и альбом с набором карандашей – вещи, которые заготовила заранее в ожидании их прибытия. Миша кивнул: так сосредоточенно, так серьезно, словно понимал всю важность разговора, который ждал нас с его отцом.
Не сговариваясь, мы с Валерой прошли на застекленную, теплую веранду, которую я обставляла когда-то с такой любовью… Вспомнилось, как часто мы проводили здесь время вдвоем: по утрам – с двумя чашками горячего кофе, обмениваясь новостями и мыслями; по вечерам – разделяя на двоих любимый чай, заваренный в прозрачном чайнике… Я зачастую читала при этом книгу, муж – что-то смотрел в интернете… И нам было так хорошо, так спокойно и уютно вместе…
И кто тогда мог подумать, что настанет день, когда мы станем друг другу почти чужими?..
Я мотнула головой, прогоняя эти горькие, разъедающие душу мысли. Опустилась в любимое плетеное кресло, подняла глаза на мужа…
Он стоял напротив, нависнув надо мной мощной громадой, что когда-то давало мне ощущение защищенности и силы, теперь же… странным образом давило, заставляя чувствовать себя совсем наоборот – неспокойно.
– Сядь, ради всего святого, – попросила я, откидываясь на спинку кресла. – Мне не по себе, когда ты вот так…
Я передернула плечами, недоговорив, но он все понял. Покорно приземлился в соседнее кресло, сложил руки в замок…
– Снова предоставишь мне задавать вопросы, как на допросе, или расскажешь все сам? – кинула, когда молчание стало просто невыносимым.
Он шумно выдохнул, крепче стиснул пальцы…
– Прости… я просто сижу и пытаюсь не сорваться. Не обнять тебя, не зацеловать, послав к черту все эти разговоры…
Его взгляд лихорадочно блестел, ясно давая понять: он говорит искренне. По телу у меня пробежала дрожь, заставляя кожу покрыться миллионом мурашек, но я собрала все силы в кулак, чтобы стойко выдержать его жадный взгляд.
– Это плохая идея, – выдохнула в ответ и мне самой показалось, что голос звучит едва ли не моляще.
Он кивнул, с видимым усилием отвел глаза в сторону и коротко бросил:
– Наверно, ты хочешь знать о Лене…
– Я хочу знать правду.
И снова – кивок, словно тем самым принимал неизбежное.
– Это не мои секреты, но сейчас… мне уже все равно. Не хочу тебя терять из-за этих непоняток, недоговоренностей, дурацких тайн…
Я молча ждала продолжения. Все было сейчас лишь в его руках.
– Лена позвонила мне среди ночи, – продолжил Валера. – Она плакала… ее сын попал в больницу, нужны были деньги на срочную операцию…
– Но почему ночью? – задала я самый очевидный вопрос.
– Она позвонила сразу, как это случилось. Выяснилось, что ребенок давно нуждался в медицинской помощи, а муж запрещал ей вести его в больницу или вызывать врача на дом…
– Как?..
– Он их бил. Боялся, что при осмотре это обнаружат и…
Валера развел руками, показывая, что он и сам не понимает до конца всей этой ситуации.
– Она была запугана. Я часто замечал, что Лена выглядит нехорошо, но на все мои вопросы она уверяла, что все в порядке. До той ночи…
– И ты передал ей деньги. В конверте…
– Да. Думаю, она не хотела, чтобы ее муж об этом знал.
– Ты мог сказать мне сразу.
– Я хотел. Но наш разговор тогда свернул совсем не туда…
Я прикусила губу. Немного помолчав, заметила – так тихо, что и сама не была уверена, что сказала это вслух:
– Ты мог бы приехать…
Он услышал. Подался ко мне – так близко, что наши колени соприкоснулись…
– Ты не ответила ни на один звонок, ни на одно сообщение. Ты настолько явно хотела забыть о моем существовании, что, явившись сюда, я в лучшем случае получил бы дверью по носу.
Я хмыкнула:
– Это могло бы быть тебе на пользу.
– Только если бы после этого ты бросилась меня лечить, – усмехнулся он.
На миг между нами словно бы возникла былая близость, протянулась робкая нить… Но это ощущение исчезло, как только я вспомнила про визит свекрови.
– Это все или хочешь признаться еще в чем-нибудь? – спросила резче, чем мне того хотелось.
Он вскинул голову, уставился на меня с вопросом в глазах.
– Например, в чем?
– В том, у кого ты забрал Мишу на самом деле.
Я особенно выделила последние слова. Муж непонимающе нахмурился и в его недоумении не было ни капли театральщины.
– Я ведь сказал тебе, – ответил он, а его встревоженные глаза, словно магнит, притянули к себе мои, прочно удерживая контакт, порождая ощущение, что он желает сейчас проникнуть в мою голову и мысли.
Не выдержав, я порывисто встала. Повернулась спиной, вгляделась в темноту за окном, рассеиваемую лишь светом фонаря над дверью…
– Ко мне приходила твоя мать.
Позади меня надрывно охнуло кресло – муж рывком поднялся с места.
– Кто? – переспросил ошарашенно.
– Твоя мать. Каменская Вера Андреевна, помнишь еще такую?
Я обернулась к нему с кривой улыбкой. Лицо Валеры потрясенно вытянулось, глаза затопила тьма… И что было тому причиной – я могла лишь гадать.
– Я не понимаю, – мотнул он головой. – Как она тебя нашла, чего хотела?
– Это все, что тебя волнует?
Складка меж его бровей сделалась глубже, резче. Он явно пытался понять, что все это значит – и не находил ответа на возникающие в голове вопросы. Такое знакомое мне чувство.
– Объясни толком, пожалуйста, – сдался наконец, и я ощутила на своей коже его неровное дыхание. Его близость – дезориентирующую, недопустимо волнующую даже сейчас…
– Я надеялась, что это ты мне объяснишь, – выдохнула, отступая на шаг, выпрямляя спину и вздергивая подбородок, словно это могло помочь мне выстоять.
