Так, «великое гонение» разделило христианскую церковь на согласившихся принять эдикт Диоклетиана, то есть подчиниться правилам и требованиям, и на тех, кто остался верен Церкви и Христу. Первых — подчинившихся — называли «традиторы». В буквальном переводе с латинского это означало «тот, кто передал». Имелись в виду те христиане, которые на требования властей сдать для уничтожения рукописи Священного Писания под страхом смерти сделали это. По этой причине в более поздней русской интерпретации перевода термина «тот, кто передал» вдруг исчезла одна буква «е», и фраза стала звучать так: «тот, кто предал».
Традиторы в большинстве своём появились, как и сам термин, в Северной Африке. В Анатолийском регионе, видимо, всё было не так обострено. И надо напомнить, что именно в эти времена в ещё большей степени среди христиан развился культ мучеников, который начиная с эпохи Просвещения и по сей день некоторыми историками считается несколько преувеличенным. Но разве мы не знаем, что когда заходит речь о количестве убиенных во время религиозных преследований, всегда появляется некий «трезвомыслящий специалист», уверенный во всеобщем разумном мировом гуманизме и в подтасовке «деятелями церкви» реальных фактов...
Преследовали христиан в Римской империи и ранее, с самого появления первых проповедников на территории государства. Но эти деяния, хоть и жестокие по форме, не были глобальными. Они представляли угрозу для отдельных христиан, но не для всей общины или Церкви в целом. Однако уже в III веке активно принимали крещение весьма уважаемые, высокопоставленные и богатые люди государства, среди которых (по Оригену, в его «Против Цельса») можно было найти «высокопоставленных мужей, женщин, известных своей изысканностью и благородством». Тут уже возникал конфликт интересов среди людей власти. Живший в IV столетии летописец Евсевий Кесарийский в своей «Церковной истории» отмечает, что целью для преследования императоров стало не просто христианство как таковое, а христианские лидеры, наиболее значимые из них. Ещё император Деций (249—251) настаивал на всеобщем, полном и явном, то есть на людях совершаемом, отправлении языческих ритуалов. А высокопоставленные христиане этого не делали, избегали совершать неприемлемые для них обряды. Не хотели они порой приносить присягу самому императору. Это казалось предательством. И каралось казнями и пытками. Однако не в таких масштабах, как при Диоклетиане.
Для завершения рассказа о гонениях на христиан в IV столетии обратимся в очередной раз к «Церковной истории» Евсевия Кесарийского. Мы увидим, что он много места отводит рассказу о гонениях, которые устроил ещё один правитель времён тетрархии — Максимин, который вдруг также продолжил преследование, обнародовав свои эдикты, требующие от населения совершения всеобщего жертвоприношения. В каждом городе выставили бронзовые колонки, на которых были выгравированы городские постановления против христиан и царские указы. Эдикт язычника Максимина, появившийся на столбах в первую очередь, начинался весьма поэтично.
«Бессильно некогда дерзавшая человеческая мысль, наконец, прогнав и рассеяв туман бессмысленного заблуждения, которое перед этим держало в плену губительного мрачного невежества чувства людей, не столько нечестивых, сколько несчастных, обрела силу и поняла, что всё управляется и утверждается благодетельным промыслом бессмертных богов... Великий Зевс... вдохнул в ваши души это спасительное желание, показывая и давая знать, сколь превосходно, великолепно и спасительно обращаться к бессмертным богам, с подобающим благоговением служить им и приносить жертвы».
А заканчивался эдикт следующим выводом против христиан.
«Если же они останутся в этом проклятом пустом заблуждении, то да будут, как вы о том просили, изгнаны далеко за пределы вашего города и его окрестностей».
Спустя короткое время после своего эдикта Максимин решил изменить наказания для нарушителей. Он ввёл членовредительство и принудительные работы на рудниках и каменоломнях. Хотя многие из таких трудовых полигонов были уже забиты узниками-христианами. Несчастным перебивали сухожилия на ногах и выкалывали один глаз. Так можно было быть уверенным, что они не покинут каторгу.
В добавление ко всему в те времена повсеместно началась эпидемия чумы. Это было расценено как страшное наказание, и языческие религии проходили тогда настоящее испытание. Читаем у Евсевия Кесарийского: «Тысячи людей умирали в городах, а ещё больше в деревнях и сёлах; из цензовых списков, куда раньше внесено было большое число земледельцев, пришлось чуть ли не всех вычеркнуть: почти все погибли от недостатка еды и от чумной болезни... Некоторые даже стали пищей для собак... Правители, военачальники и многочисленные магистраты... умирали мучительной и скорой смертью».
И, завершая эти главы, Евсевий одновременно критично и пафосно подытоживал: «Так расплатился Максимин за своё высокомерие и обнародованные по городам постановления против нас, а между тем все язычники видели ясные доказательства благочестия христиан и их деятельной заботы о каждом».
После эпидемии Максимин продолжил гонения. Правда, смягчил процесс жертвоприношений, сменив кровавые жертвы на либацию — бескровные. Для христиан не было никакой разницы — кровная жертва или нет. Обе были неприемлемы. Поэтому Максимин требовал присутствия всех на языческом обряде, включая детей и слуг, для распознания иноверцев. За этим исправно следили.
А тут и Галерий обнародовал очередной свой эдикт, теперь уже смягчающий гонения на христиан. Для начала он вынес некое порицание христианам за их «своеволие» и «неразумие». Вот как он это сформулировал: «Христиан обуяло такое своеволие и охватило такое неразумие, что они не следуют тем установлениям древних, которые прежде установили, быть может, сами их отцы, но по своему усмотрению и своевольно сами себе создавали законы для соблюдения и с противными намерениями собирали разные толпы. Затем, когда последовало это наше повеление, чтобы они вернулись к установлениям предков, многие под угрозой покорились, а многие подверглись смятению, казнённые различными способами».
И дальше Галерий предлагал некий выход из конфронтационного положения: «Но поскольку многие остаются в этом безрассудстве и мы увидели, что они ни богам небесным не воздают надлежащего почитания, ни к Богу христиан не обращаются, мы, следуя нашему снисходительнейшему милосердию и неизменной привычке даровать всем людям прощение, решили незамедлительно распространить и на них наше снисхождение, дабы они снова были христианами и составляли свои собрания так, чтобы не совершать ничего против порядка; в другом послании судьям мы разъясним, что они обязаны соблюдать. Посему, в соответствии с этим дозволением, они должны будут молиться своему Богу о здравии как нашем и государства, так и своём собственном, дабы и государство ни в каком отношении не терпело вреда, и они могли беззаботно жить на своих местах».
Но через неделю после обнародования этого эдикта Галерий вдруг неожиданно скончался. А. Вознесенский и Ф. Гусев, авторы Жития святителя Николая в XIX столетии, так описывали происходившее: «Галерий, мучимый страшной болезнью, посланной ему от Господа в наказание за его жестокость и распутную жизнь, открыто “оказал своё снисхождение христианам, позволяя им опять оставаться христианами и строить дома для своих собраний” (цитата из Евсевия. — К. К.-С.), где они “за такое снисхождение должны молить своего Бога о здравии” бывшего их гонителя. Повинуясь указу, градоправители выводили и освобождали заключённых из темниц».
