— Неужели ты говоришь о Хедли? — Леттис от изумления застыла с вилкой в руке. — Да он и мухи не обидит: такое совсем не в его натуре.
— Да у него бы просто ума не хватило провернуть это дело с такой ловкостью, — добавила Ронни, для которой в отличие от сестры доброта человека не являлась гарантией того, что он не сможет совершить преступление.
— Никто из нас никогда не видел девушку Хедли, — продолжала Леттис, не обращая внимания на реплику сестры. — Но с тех пор как они познакомились, он прямо расцвел, а Лидия сказала, что Хедли эту девушку просто боготворит. Она еще на днях его подначивала, чтобы он показал ее нам. Эта новость убьет Хедли — я не верю, что он хоть как-то замешан в убийстве.
— Но сегодня днем он вел себя очень странно, — заметила Ронни, — пулей вылетел после спектакля. Правда, как я слышала, ему за что-то грозила выволочка от Обри, так что этим можно объяснить его торопливость. — И она добавила в задумчивости: — Да, Хедли Уайт. Странное дело…
— Пожалуйста, никому об этом не рассказывайте, — попросила Джозефина. — Если окажется, что Хедли невиновен, на его долю и без того выпадет немало страданий, а тут еще каждый встречный-поперечный будет смотреть на него, представляя парня уже с петлей на шее. Между прочим, — добавила она язвительно, — те, с кем нам приходится иметь дело в театре, хотя и не убийцы, но тоже далеко не подарок.
Сестры Мотли поняли, что Джозефина намекает на бесконечные дрязги в театре. Труппа за прошедший год успела перейти от радостного возбуждения к состоянию восторга, а от него к постоянной истерии. За исключением Лидии, у которой еще до начала постановки была высокая профессиональная репутация и которая, несмотря на головокружительный успех, не теряла достоинства, те, кто приобрел славу и состояние благодаря успеху «Ричарда из Бордо», произвели на автора пьесы крайне неприятное впечатление своими истерическими припадками, завистью и стремлением напакостить партнеру при всяком удобном случае. И Джозефина отнюдь не скрывала своего отношения к таким людям. Она вовсе не была против коммерческого успеха пьесы, полагая, что литературные произведения пишутся для развлечения публики, а гонорары дают возможность писателю посвятить себя любимому занятию, но все эти нескончаемые препирательства и раздоры в труппе выбивали ее из колеи. И потому теперь, приступая к постановке своей новой пьесы, она все чаще задавалась одним и тем же вопросом: а стоит ли вообще это делать? С каждым днем ей все больше и больше хотелось писать не пьесы, а романы — их можно создавать в уединении и тиши, и участников всего двое: она и «Бризена».
И что бы сестры Мотли ни рассказали ей сейчас о недавнем собрании, она уже приняла решение и вряд ли переменит его.
Между тем Леттис действительно перешла к этой теме:
— Сначала Бернард куда-то звонил, и мы сидели и ждали его целую вечность, а потом, когда он нас всех позвал… Я просто в жизни не видела человека, менее склонного к компромиссу. Очень удивлюсь, если теперь хоть кто-то выйдет на сцену.
— Знаешь, что он сказал в конце собрания? «У меня в жизни есть дела поважнее, чем выслушивать ваш детский лепет!» — пробасила Ронни, довольно точно изображая Обри. — И Бернард ушел, хлопнув дверью, прежде чем Джонни успел закатить тщательно отрепетированную истерику. Он ее, правда, все равно закатил, только уже без того, кому она предназначалась.
— Неужели так и не пришли к согласию?
Леттис промокнула последним кусочком хлеба соус на тарелке.
— Бернард с самого начала ясно дал понять, что ни о каких изменениях в гастролях «Ричарда из Бордо» не может быть и речи. Он настаивает на том, что, если мы хотим заработать деньги в провинции, отправляться надо прямо сейчас, на гребне лондонского успеха, и именно с тем составом, о котором люди наслышаны и на который они готовы пойти. Он сказал, что обязан это сделать хотя бы для тебя.
— Прежде я, наверное, оценила бы этот жест, — кивнула Джозефина. — Но теперь, учитывая ситуацию, для меня лучше, чтобы все это поскорее закончилось. Что же касается времени гастролей, тут он, конечно, прав. Я понимаю, почему Джонни нужна перемена, но здесь можно упустить время, и потом Обри никогда не собирался освобождать его от контракта. Да и гастроли рассчитаны всего-то на восемь недель. Неужели Джонни, чтобы сохранить свою репутацию, не может в течение этого времени сжать зубы и потерпеть?
— Наверное, может, но, судя по тому, что он сегодня говорил, его не столько волнует его актерская репутация, сколько деньги. Обычно, когда речь заходила о новой работе, Джонни так привередничал и его так долго надо было упрашивать, а тут он просто рвется в бой. Сниматься в кино ему хочется исключительно из-за денег, тут все яснее ясного. Ведь если дело выгорит, он получит такой гонорар, что заработок театрального актера будет выглядеть просто жалким.
— И тем не менее и Джонни, и всех нас без всяких сомнений ждет Манчестер. Так заявил наш продюсер, а значит, именно по этому сценарию мы и будем жить, — резюмировала Ронни.
— А убийство в поезде никак не отразится на его планах? — спросила Джозефина.
— Ну разумеется, нет. Правда, оно не совсем к месту — случилось в конце сезона. Как рекламный трюк убийство было бы очень кстати в затишье после Рождества.
— Но, сказать по справедливости, — мягко заметила Леттис. — Обри ведь еще не знает, что убили девушку Хедли. Понятное дело, мы все, прочитав репортаж в газете, упивались этой трагедией, но она, оказывается, затрагивает нас гораздо больше, чем мы предполагали. В последние пару месяцев Обри взял парнишку под свое крыло, и теперь ему придется иметь дело либо с виновностью Хедли, либо с его горем. Для нашего продюсера любой из этих вариантов достаточно неприятен.
Сама Джозефина с трудом представляла себе, чтобы парень, о котором так хорошо отзывалась Леттис и к которому Элспет питала такую нежность, мог совершить дерзкое и жестокое убийство. Интересно, удалось ли Арчи и Фоллоуфилду разыскать Хедли? На данном этапе расследования им больше не за что зацепиться. И все же она не могла поверить, что это страшное преступление случилось всего лишь из-за ссоры влюбленных. Даже после короткой встречи с Симмонсами ей стало ясно, что отношения в этой семье совсем не простые и не такие уж прочные. Секретов в ней оказалось полным-полно: у жены были тайны от мужа, у матери — от дочери, у брата — от брата. А какая боль отразилась в глазах Фрэнка Симмонса, когда он понял, что его жена знает о прошлом Элспет больше его. А как Фрэнк относился к тому, что племянница могла вот-вот променять его на другого человека? Да к тому же человека, который не только разделял ее страсть к сцене, но и мог распахнуть для нее двери в настоящий, живой театр, а не тот, что хранился в застекленном шкафу. И какой бы увлекательной ни казалась его страсть к коллекционированию театральных реликвий, с точки зрения Джозефины, она больше походила на манию, если не сказать хуже.
Стьюлик принес десерт, выбрать который для своих любимых клиентов он мог и без посторонней помощи, — три горячих сладких суфле.
— Я даже не решаюсь узнать: успели мальчики добраться до обсуждения «Королевы Шотландии»? — спросила Джозефина, когда единственным свидетельством шедевра Стьюлика остался легкий налет сахарной пудры на верхней губе Леттис.
