Флора помолчала, кусая губы, глаза ее блестели.
— Бедный Коб, — произнесла она наконец. — Я взяла с него клятву, что он никогда и никому о нас не расскажет. А вы знаете Маккиннонов — они всегда держат слово. Эту ношу он нес всю свою жизнь.
Флора достала из кармана носовой платок и вытерла глаза.
— Я знала, что не смогу сделать счастливым свое дитя. Мы сделали так, чтобы все подумали, будто Рейд и Кейн двойняшки.
С минуту казалось, что Флора вот-вот разрыдается, но она тряхнула головой и заговорила снова:
— Я думала, это самое лучшее, что я могла сделать для Коба и моего малыша. Рейд вырос со своим отцом, в любящей семье, а я сама уехала в Шотландию.
— Как это печально. Вы пожертвовали своим счастьем.
Флора кивнула.
Сара какое-то время сидела неподвижно, стараясь свыкнуться с ошеломляющей новостью, обрушившейся на нее, потом повернулась к Джесси:
Джесси отрицательно покачала головой.
— Я знала только, что Коб перед смертью хотел сказать Рейду нечто важное. Он ждал, когда Рейд вернется с пастбища, но тот опоздал. — Джесси печально улыбнулась. — Если честно, я рада, что ничего не знала до вчерашнего дня, иначе мой брак мог пойти прахом.
— Жаль только, что Рейд не узнал всю правду много лет назад. Зачем я рассказала ему про насильника? Меня это ужасно гнетет. Просто я подумала, что все так и было и что Рейд должен знать правду.
— Да уж, — пробормотала Сара, напрасно стараясь скрыть горечь.
— Теперь вы понимаете, почему мы так хотели встретиться с Рейдом до вашего отъезда из города. — Наклонившись к Саре, Джесси пристально смотрела ей в глаза. — Он наконец должен узнать правду о своих родителях. Вы поедете к нему, Сара?
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Рейд проснулся, потрясенный живостью только что увиденного сна. В этом сне рядом с ним стоял Коб, здоровый, загорелый, весь в поту и пыли, каким возвращался обычно в жаркий день со скотного двора.
Он подошел к Рейду и сказал:
— Ты последний дурак, сын.
Видение было таким ясным, а голос звучал так громко, что Рейд, проснувшись, ожидал увидеть перед собой отца.
Понадобилось несколько мгновений, чтобы его глаза привыкли к темноте и он сообразил, что лежит в своем спальном мешке на песчаном полу пещеры. И рядом ни души.
— Я чертовски зол на тебя, — сказал во сне Коб. — Двадцать девять лет я ухлопал на тебя, но, как вижу, тебе это не пошло впрок.
Рейд нахмурился. Интересно, что он этим хотел сказать? Тряхнув головой, Рейд разворошил палкой угли в затухающем костре, стараясь прогнать остатки сна.
Погасшие было головешки загорелись снова, пуская искры. Рейд подложил дров, и скоро пламя осветило неверным светом стены пещеры. Рейд хотел было нагреть в котелке воды для чая, но потом подумал, что, если хочет снова заснуть, лучше сделать пару глотков рому, который он захватил с собой.
В седельной сумке лежала небольшая плоская фляжка, Рейд достал ее и приложил к губам, с каким-то сторонним любопытством отмечая, как огненная жидкость течет по пищеводу в желудок. Он глотнул еще, снова лег и приказал себе успокоиться и больше ни о чем не думать.
Но сказанные Кобом слова никак не шли из головы. Двадцать девять лет я ухлопал на тебя, но, как вижу, тебе это не пошло впрок.
Тяжело вздохнув, Рейд лег на бок и стал снова стараться стереть из памяти сон, хотя, если хорошенько подумать, сон про Коба все же давал какую-то передышку — по крайней мере, он не видел во сне Сару.
И во сне, и наяву Рейд знал — ему никогда не освободиться от нее, не забыть ее милое лицо, ее глаза и заполнившее их отчаяние, когда он сказал, что никакой надежды на то, что они будут вместе, нет.
Рейд громко выругался, и эхо ответило ему из глубин пещеры. Поморщившись, он закрыл глаза и снова увидел Коба. Неужели и вправду двадцать девять лет не пошли ему впрок?
Рейд резко сел.
Его словно осенило свыше. Черт! Как же он это упустил?
Коб, возможно, и не приходится ему биологическим отцом, но он его вырастил и воспитал, а это чего-то да стоит.
Двадцать девять лет я ухлопал на тебя…
Будучи главой семейства Маккиннонов, Коб сделал все, чтобы Кейн и Рейд выросли достойными людьми, которыми он мог бы гордиться. Он постоянно присутствовал в их жизни в качестве человека, на которого можно было всегда положиться, — строгого, но любящего отца, во всем служившего им примером.
Коб формировал характер обоих сыновей, учил отличать плохое от хорошего. Коб учил их верности слову, старомодной чести и самоуважению.
Рейд отодвинул спальный мешок и поднялся на ноги. Это же так очевидно. Просто не верится, что он был так слеп. Он зациклился на том, что его настоящий отец — насильник, а ведь его детство прошло в счастливой и стабильной обстановке. Он был окружен положительными примерами истинной мужественности.
Как он мог позабыть про все то, что унаследовал от Коба?
С этими мыслями Рейд подбежал к выходу из пещеры и остановился, глядя на простиравшуюся внизу темную долину и глубоко вдыхая прохладный ночной воздух.
Он отказался от своего единственного шанса стать счастливым с Сарой и, ослепленный мыслями о своем отце, разбил ее любящее сердце.
Не удивительно, что она считает его трусом. Он отказал ей в праве родить от него ребенка, растить и любить его. А вот Джесси с Кобом не побоялись усыновить ребенка, родившегося от насильника, и растили его с любовью, не делая различий между ним и своими собственными детьми.
Они пошли на риск. Ради него.
О господи! Бедная Сара. Она тоже была готова пойти на риск, но он оказался трусом. Каким же он был дураком.
Черт побери, он должен разыскать ее.
Вбежав в пещеру, Рейд торопливо свернул спальный мешок и загасил костер, потом спустился с холма вниз, где у него была привязана лошадь. Если он сейчас отправится в путь, то доберется до «Саутерн-Кросс» еще до завтрака.
Приехав рано утром следующего дня в «Саутерн-Кросс», Сара, не заходя в дом, направилась прямиком в конюшню, чтобы оседлать Дженни, свою любимую кобылу.
Чувствовала она себя ужасно. Джесси и Флора слишком все упрощают. Им кажется, что, как только она сообщит Рейду, что его отец — Коб, он тут же сделает ей предложение и все заживут счастливо.
Они не знают, сколько раз совсем недавно она просила Рейда остаться с ней, а он отказывался. Она всю ночь проворочалась без сна, терзаясь сомнениями.