— Я не зря получаю жалование и знаю цену времени, — с каменным лицом заявила наблюдательница. — Вам нужно переварить ужин и новости. Завтра обсудим планы, — оставив нас, она скрылась в дилижансе.
Уютная инквизиторская стоянка будто превратилась в поле боя, где только что само исчадие бездны разгромило нашу армию в пух и прах. Глаза Сальваторе налились чернотой. Бешеная ярость окутала душу Торе. Мы с Ромом не могли удержать его. Ни мои мольбы, ни сила синьора Ландольфи — ничего не помогало. Тор крушил всё вокруг, орал как ненормальный и, в конце концов, врезал лекарю под дых, когда тот пытался не пустить к дилижансу. Ловчий упал на колени и прижался лбом к холодной земле. Его переполняло чувство безысходности.
— Ты в порядке? — Торе потянулся к Рому. Синьор Ландольфи лежал рядом, скрючившись, и пытался восстановить дыхание.
— Жить буду. Главное, ты успокоился, — в голосе лекаря не было ни обиды, ни злости. — У тебя снова приступы ярости, Тор.
— Разберёмся, — выдохнул он и поспешил ко мне. — Я напугал тебя? — синие глаза моего мужчины — всё, что могла желать сейчас.
— Когда мне бояться? Глушила твой огонь в своём сердце.
— Прости, куколка, — он уткнулся в моё плечо.
— Не время для сантиментов, друзья, — Ромео поднялся и подобрал флягу с вином. — Думаем.
— Может быть, стоит поискать её завещание? — несмело предложила я.
— Чего искать? — Сальваторе взял с земли кусок хлеба и, сдув с него грязь, отправил в рот. — Лежит себе в сейфе банка Польнео.
— Мы едем грабить банки, друзья, — закряхтел синьор Ландольфи, схватившись за живот.
— Не едем, — с набитым ртом прошамкал Тор и сжал щепотью переносицу.
Поток мыслей Сальваторе грозил смыть моё сознание. Командир Ловчих вертел в голове тысячу вариантов одновременно, рассматривал сотни вероятностей, пытаясь сделать правильный выбор. О, Сильван… Куда Мими сунулась, в какую бездну попыталась нырнуть с головой? То, что мы услышали от фарфоровой куклы, тянуло на смертный приговор, и никакие доносы, даже надёжно спрятанные в сейфе, ей уже не помогут. Мой кучерявый пухляк с мягкими губами исчез, вместо него на поляне стоял незнакомый человек — словно высеченный из монолитного камня, готовый стать надгробной плитой на могиле синьорины Эспозито. Стало жутко. Неужели это и есть мой Торе? «Я несу благо, но только тем, кто этого заслуживает…» — слова, сказанные, инквизитором, вспыхнули в памяти, и я вздрогнула.
— Амэно, — Торе коснулся моей щеки губами, выдернув из воспоминания, — тебе нужно отдохнуть, — он заглянул мне в глаза и перевёл взгляд на лежанки под навесом. — Попытайся поспать, а мы с Ромом кое-что обсудим.
Глава 9
Синьорина Эспозито прошлась стенобитной машиной по нашим жизням. Один из секретов Сальваторе раскрылся, оставив облако пыли. Тор каждый день пожирал себя, выворачивал душу и ломился в закрытую дверь. От прошлого невозможно сбежать. Оно протянет руки в попытке обнять, прошепчет пересохшими губами забытые стихи и, в конце концов, ляжет на грудь могильной плитой.
— Амэ, я знаю, ты не спишь, — Тор осторожно коснулся моего плеча.
Закутавшись в одеяло с головой, уселась на лежанке. Ром спал у огня, а Сальваторе, сжимая в руке фляжку с вином, устроился на земле и смотрел на меня пьяными, мутными волнами синих глаз. Не жалела, не осуждала, просто видела его голую, захмелевшую душу. Грудь не разрывалась от эмоций Торе. Я, словно птица, вырвавшаяся из клетки, расправила слабые крылья и кружила над поляной.
— Куколка, ну скажи хоть что-нибудь, — Сальваторе уронил голову мне на колени и замычал, — умоляю тебя.
— Торе, мой Торе, — я запустила пальцы в мягкие кучеряшки, — что я должна сказать?
— Не знаю, я боюсь читать твои мысли.
— Думаешь, я стану винить тебя в смерти матери?
Широкая спина Тора вздрогнула, он вцепился пальцами в мои бёдра, сжав до боли через шерстяное одеяло. Хотела обнять, утешить, разбиться вместе с его сердцем, но это вовсе не то, что требовалось: он отчаянно желал, чтобы я забрала хоть каплю его страданий. Тор намеренно пытался причинить мне боль, но и она исчезала, растекаясь под кожей, не доставляя мук.
— Милый, я не могу.
— Не понимаешь, — он поднял голову и застыл. — Я боялся говорить с тобой об этом… не из-за матери, — хмельной язык его не слушался.
— Ты пьян, ложись спать, — потянула его на лежанку. — Я не могу… не могу смотреть на тебя в таком состоянии.
Торе выдернулся из моих рук, неловко повалился на увядшую траву, поднялся и, шатаясь, зашагал к костру. Он вернулся, сжимая в руке тряпичную сумку. Грузно опустившись рядом, Сальваторе положил её мне на колени.
— Там. Взгляни.
Запустила руку в дорожный мешочек и среди вороха бумаг нащупала склянку. Догадка мелькнула в голове прежде, чем я достала бутылочку. Знакомые коготки заскребли душу — именно её я нашла ненастным утром в сундуке инквизиторского отряда. Желтоватая тягучая жидкость с семенами тмина лениво бултыхалась за толстым стеклом.
— Знаю, ты уже видела это.
— Видела.
— Так задай вопрос, который хотела.
— Что это?
— Зелье инициации, — от ответа мир на секунду пропал.
Конечно, я не могла понять, что внутри склянки. Откуда мне — прирождённой ведьме, знать, как выглядит и пахнет зелье инициации. Этой жидкостью пользуются, обращая женщин в ведьм — таинство не для широкой публики. Перед сложным ритуалом нужно выпить несколько капель, и на теле появится метка бездны. Она не наделяет колдовской силой, это всего лишь напоминание — дар посланный хозяином — высшая милость, помни, будь благодарна. Ведьмы от рождения брезгливо называют таких сестёр меченными, считая низшим сословием, а инквизиция рассматривает пятно как доказательство связи с бездной.
— Откуда у тебя…
— Амэ, правильнее спросить — зачем?
Сальваторе словно в один миг протрезвел. Он смотрел на меня ясными глазами и ждал, пока я коснусь его мыслей. Я молчала, крепко сжимая бутылочку в кулаке. Ночь сминала нас в комок, в единое целое, давя темнотой со всех сторон. Костёр почти угас, осенний ветер щекотал холодом кончик носа. Я слышала ровное дыхание Ромео, шуршание речки неподалёку и шелест мыслей Торе — нет, ты расскажешь сам.
— Почти все мои деньги заработаны на этом, — Сальваторе с ненавистью глянул на склянку. — Всё просто, куколка, я приходил в таверну…
Перед глазами замелькали воспоминания Ферро Макиавелли. Юноша лет семнадцати-восемнадцати с лысой головой и стройным телом беспечно ворковал с девушкой за столиком в многолюдном зале таверны. Синьорина хохотала, запивала смех вином и игриво оголяла плечико, намекая на продолжение вечера. Когда девица отвернулась, в её кружку опустилась капля вязкой жидкости из склянки. Ферро сработал ловко и незаметно. Синьорина почувствовала едкий запах, принюхалась к вину, но хмель делает людей беспечнее. Они поднялись по лестнице в одну из комнат таверны, с поцелуями, под улюлюканье пьяной публики. Макиавелли нравилось её тело, его до дрожи возбуждали идеальные изгибы шеи и плеч. Юноша жадно впивался поцелуями в загорелую кожу, раздевал синьорину и шептал что-то ей на ушко. Он сходил с ума от податливости девичьего тела и желания обладать им. Как только сладкий стон Ферро растворился в душном воздухе комнаты, синие глаза парня блеснули чёрным…
