А он в свою очередь сваливал вину за свою измену с Пышным Облаком на опиумную зависимость. Только трубкой с опиумом она могла соблазнить его, больше ничем. Время, которое он с ней проводил, было таким же незабываемым, как чашка остывшего чая. Мне очень хотелось, чтобы Пышное Облако услышала его слова. Он сказал, что теперь знает, какую боль он причинил, и бросит свои дурные привычки — и опиум, и Пышное Облако. Моя мать молчала. Я ликовала. Он немного стушевался, а потом напомнил ей, что он ее любит и что она знает, что он никогда не признавался в любви никому, кроме нее.
— У нас на двоих одно сердце, и нас нельзя разлучить!
Он умолял ее заглянуть в свое сердце и увидеть, что он все еще живет в нем. Она с сомнением проворчала что-то в ответ, но я слышала по голосу, что ее воля слабеет.
А он продолжал шептать ей: «Дорогая, моя дорогая, моя любимая Лу». Он до нее дотрагивался? Мне хотелось закричать: «Этот человек снова тебя обманывает!» Он отравлял ее ядом своих чар. Мать призналась ему, как ей больно, и в голосе ее действительно слышалась мука. Она никогда никому такого не говорила. Фэруэтер продолжал нашептывать ей ласковые слова. Внезапно мать повысила голос:
— Не смей трогать мою грудь! Ублюдок, ты украл мое сердце, ты отдавал мои вещи куртизанке в моем собственном доме! Ты выставил меня дурой, и больше я не позволю тебе это сделать!
Он снова стал признаваться ей в любви и сказал, что она вела себя гораздо мудрее, чем он сам. Но грехи его не так велики, как она думает. Это была всего лишь глупость, а не злой умысел. Он никогда и не думал променять ее любовь на материальные блага. Она единственная, кто так много дал ему, и он преисполнен благодарности, но и гордость терзает его, потому что он не сможет ни отвергнуть дар великой любви, ни отплатить ей за него в полной мере. Поэтому он не собирается требовать от нее ту сумму, которую она несколько дней назад обещала дать ему в долг.
Мать задохнулась от возмущения и выругалась. Она ни за что бы теперь не дала ему в долг даже десяти центов. Он напомнил, что она обещала, и выдал ей свою версию их разговора, когда он рассказывал ей о фабрике по производству клея, в которую он вложил деньги и которая нуждалась в новом оборудовании.
— Разве ты не помнишь? — спросил он. — Ты спросила, сколько мне нужно, и я ответил: «Две тысячи долларов», а ты сказала: «Всего-то? Так мало?»
— Как ты можешь считать подобный разговор обещанием? — спросила она. — Я никогда бы не согласилась дать деньги на одну из твоих мошеннических затей — сначала это была каучуковая плантация, а теперь фабрика клея!
— Плантация приносила неплохие доходы, — возразил он. — Пока тайфун не погубил все деревья. Но у фабрики по производству клея нет таких рисков! Если бы я знал, что ты даже не собиралась одолжить мне денег, я бы не стал беспокоить инвесторов — а некоторые из них, боюсь признаться, твои клиенты. Мы на грани разорения, и я надеюсь, они не решат, что мы потерпели неудачу отчасти по твоей вине.
Я была готова ворваться к ним через стеклянные двери, если она согласится дать ему деньги. Но вместо этого я услышала резкий ответ матери:
— Не думаю, что мне доведется еще раз встретить этих клиентов, когда я покину Шанхай. И тебя тоже. Останется только память о тебе как о бессовестном мошеннике.
Он начал грязно ругаться, используя такие сочетания слов, которые я в жизни еще не слышала. Я была счастлива.
— Да с тобой даже трахаться было скучно! — заявил он под конец.
Хлопнула дверь. Пока Фэруэтер шел по коридору, он продолжал все так же грязно ругаться, но его голос становился все тише.
Почти сразу к матери зашла Золотая Голубка. Голос матери дрожал, когда она кратко пересказывала ей то, что только что произошло.
— Ты все еще его любишь?
— Если любовь — это глупость, тогда да. Сколько раз ты предупреждала меня о нем? Почему я не могла разглядеть, что он собой представляет? Похоже, он гипнотизер, раз сумел так меня заморочить. Весь дом надо мной смеялся, и все-таки он снова вошел в эту дверь… Я не знаю… Рядом с ним я становлюсь такой слабой…
По коридорам разносился шепот сплетен. Я подслушивала их вечерами через окно своей комнаты. Слугам было жаль, что Фэруэтер покинул дом. И никто не обвинял Пышное Облако. Почему Лулу Мими больше заслуживает этого мужчину, чем она? Кроме того, Фэруэтер любил Пышное Облако и поклялся ей в верности. Она показывала всем перстень с гербовой печатью его семьи, которая приходилась родней королю Шотландии. По общему мнению слуг-мужчин, женщина не может управлять мужской верностью или порывами его естества. Пышное Облако сама покинула дом, не дожидаясь, пока мать ее выгонит, и забрала с собой «прощальные подарки» — мебель и лампы из своей комнаты, которые ей не принадлежали.
Тогда я решила, что мы покончили с этим мошенником-сердцеедом. Но вскоре после того, как мама решила покинуть Шанхай, в ее кабинете снова появился Фэруэтер. Мать велела мне пойти в свою комнату и заниматься уроками. Я метнулась в Бульвар и прижалась ухом к дверям. Срывающимся тоном он выразил всю свою грусть по поводу ее отъезда. Он будет горевать о том, что потерял ее — редкую драгоценность, которую не сможет ему заменить ни одна женщина, любимую, которую он обожал бы даже в нищете и старости. Ему ничего не нужно, только сказать ей несколько слов, которые она сможет взять с собой и вспоминать в тяжелые времена. Он разрыдался, а потом ушел, наверняка не выдержав собственной плохой актерской игры.
Мать рассказала Золотой Голубке о том, что произошло. Голос у нее дрожал.
— Он соблазнял тебя? — спросила Золотая Голубка.
— Он даже не дотронулся до меня, если ты об этом.
— Но тебе этого хотелось?
Ответом ей была тишина.
— В следующий раз, когда он придет, — сказала Золотая Голубка, — я буду принимать его здесь вместе с тобой.
Им не пришлось долго ждать. Он вскоре вернулся — с темными кругами под глазами, взъерошенный и помятый.
— Я не мог спать, с тех пор как в последний раз тебя видел. Я страшно измучился, Лу. Твои слова глубоко ранили меня, и я получил по заслугам — потому что больнее всего меня ранила правда. Ты никогда не была жестокой, по крайней мере намеренно. Но твоя ненависть ко мне непереносима. Я чувствую ее здесь, и вот здесь, и здесь. Каждую ночь, каждый день, она похожа на горящие угли и острые кинжалы. Я лучше всех знаю, что тебя предал Лу Шин и что ты заслуживаешь большего. Ты заслужила лучшее, что есть во мне, — и я отдал это тебе. Да, я изменил тебе телом, но мои сердце и душа остались с тобой, они принадлежат тебе и всегда будут принадлежать тебе. Лу, дорогая, я больше ни о чем тебя не прошу — только пойми, знай, что я искренне тебя люблю. Прошу тебя, скажи, что ты мне веришь. Если нет, то жизнь для меня не имеет смысла.
Мать рассмеялась ему в лицо, и он выбежал из ее комнаты. Позже она рассказала Золотой Голубке о том, что случилось, и была очень довольна, что сумела отказать ему без ее помощи.
