Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
О сыне поговорим чуть ниже, а пока сделаем шаг назад и расскажем, что известно об Ольге.
После гибели отца она вместе с мамой и младшими братом-сестрой оказалась в Праге. Где она училась (в некоторых источниках указано крайне туманное «на курсах»), чем занималась – этого мы не знаем. Некоторую подсказку дает фраза ее старшего брата Владимира, который в августе 1924 года написал: «Оказывается, что Ольге нет смысла ехать в Лайпциг. Если она отсюда уедет, то теряется ее пенсия, да и с пением у нее здесь дело налажено: голос у нее необыкновенный, скоро она начнет выступать»[43]. Известен факт (его приводит историк эмиграции Анастасия Копршивова), что сестры Ольга и Елена хорошо пели, участвуя в занятиях студенческого хора под руководством знаменитого дирижера Александра Архангельского. Можно предположить, впрочем, с известной долей осторожности, что Ольга хотела продолжить музыкальное образование и (на это указывают слова В. В. Набокова) в дальнейшем начать сольную карьеру. Но что-то этому помешало.
Дальше мы можем с определенностью сказать о двух ее замужествах. В том же, что и младшая сестра, 1927 году Ольга вышла замуж за энтомолога Сергея Сергеевича Шаховского (1903–1974), представителя того самого княжеского рода, однако этот брак распался через три года и остался бездетным. Шаховской, как и Владимир Набоков, бывший недолгое время его шурином, собирал бабочек, и это их сближало – настолько, что они изредка, когда В. В. Набоков приезжал в Прагу, общались и после того, как Шаховской и Ольга развелись. Но эти встречи вызывали в Ольге серьезное недовольство, она хотела вычеркнуть Шаховского из своей жизни.
Почти сразу после развода с ним Ольга узаконила отношения с белоэмигрантом Борисом Владимировичем Петкевичем (год рождения неизвестен, скончался в 1963-м или 1965-м), а 2 февраля 1931 года на свет появился Ростислав, Ростик, их единственный ребенок, который прожил совсем недолго: всего 29 лет. Милого и симпатичного Ростика любили все, включая дядьев, тетку и более дальних родственников, о нем старались заботиться и помогать ему.
Мы сказали: «все, включая…» На самом деле, этих слов употреблять не следует: с тяжелым сердцем следует признать, что чувства родителей Ростислава, Бориса и Ольги, были очень странными. Они мало им занимались. О «нечистоплотности» уже упоминалось. Еще есть свидетельство В. В. Набокова, что Петкевич, «мрачный мещанин» с «грязными ногтями», однажды ударил Ростика, рассердившись на него за опрокинутую чашку (малышу не исполнилось и полутора лет). «Ольга рыдала и приговаривала: “Ты уж лучше меня колоти”. Евгения Константиновна говорит, что это уже не первый раз», – рассказывал Набоков в письме жене, приводя далее чьи-то слова – может, Петкевича, а может, просто цитируя ненавистный ему стереотип: «Дети должны бояться отца». Заработок тоже был отнюдь не гарантирован: Петкевич, по словам их внука, – «землемер и инженер», то находил работу, то терял, и в результате нередко Ростику одежду покупали на деньги Владимира (которых у него и так водилось в обрез). Единственное, что хоть как-то примиряло старшего сына Владимира Дмитриевича с мрачным Петкевичем, – его страсть к шахматам, они, встречаясь в Праге, иногда общались на шахматные темы и играли партии.
Кроме того, Петкевич в 1945 году покинул семью – до того, как в Прагу вошли советские войска. Мы точно не знаем, чего он опасался, но можно предположить, что он, как бывший участник Гражданской войны и Дарданелльской операции, не хотел сталкиваться с советскими функционерами. Каким-то чудом Петкевичу удалось уехать из коммунистической Праги в Англию. Не знаем мы и того, как в дальнейшем складывались его отношения с женой и сыном, никаких свидетельств не осталось. Можно лишь предположить, что они больше никогда не увиделись, поскольку Петкевич умер в центре Великобритании, в Галифаксе (не путать с канадским городом).
При этом Владимир Петкевич в интервью Ивану Толстому рассказывает и о кратковременном, на три дня, аресте Ольги, который якобы случился сразу после освобождения Праги. Но рассказывает об этом в странном ключе. Он говорит: «Думаю (курсив мой. – Г. А.), что арестовали», и при этом уточняет, что сама Ольга «никогда» не рассказывала об этих трех днях. Откуда у Петкевича эти сведения, если учесть, что с отцом и дедом он не общался? Разве что от кого-то из других старших Набоковых. Но никто из них об этом факте никогда не упоминал…
Ясно, однако, другое: и Ольга, и Борис пережили своего сына. Ростислав умер в 1960 году от банального (но от этого не менее прискорбного) алкоголизма. Как говорила в давнем интервью его тетка Елена Сикорская, Ростислав спился пивом из-за того, что «не мог принять жизнь». Но это, конечно, слишком общее объяснение. Ростислав пил из-за общей неустроенности. Из-за странных отношений с родителями. Из-за невозможности найти себя, быть тем, кем хочется, – он хотел заниматься литературой, языками, возможно, поступить на философский факультет или стать музыкантом, благо способности были, но у него не получилось (в итоге он какое-то время продавал книги на барахолках, зарабатывая буквально гроши). В конце концов, Ростислав пил из-за неприемлемого строя – коммунистическая Чехословакия в нем не вызывала добрых чувств. Владимир Петкевич выразился о нем точно: «Он принадлежал к такому виду людей, у которых не было никаких шансов в коммунистическом обществе в эту пору».
И страшно не только это, но еще и то, что его мать, Ольга Петкевич, не остановила его. Почему? Та же Сикорская выразилась вновь очень неопределенно: «У моей сестры не хватило сил и мужества, чтобы объяснить ему, внушить, что жить все равно нужно!» Думается, что Елена Владимировна, вопреки не самым хорошим отношениям с Ольгой, просто поделикатничала и не сказала правду: ей было все равно, она даже не думала о судьбе сына, хотя впрямую безумием, которое сопровождается отключенным сознанием, она не страдала.
В 1954 году у Ростислава и его жены Милены Свободовой родился сын, Владимир Петкевич. Ростислав и Милена прожили вместе едва ли год, и далее ребенка воспитывал Ярослав Мед, второй муж Свободовой, с которым у Владимира сложились очень хорошие отношения (именно он воспитал Владимира в католической вере, хотя ни Ольга, ни другие члены семьи с набоковской стороны не были религиозными). Ростислав Петкевич с сыном почти не виделся, Владимир, по собственным словам, запомнил только одну встречу.
Сейчас Владимир Петкевич – профессор в пражском Карловом университете, математик-лингвист, и, как сам рассказывает, о своем родстве с Набоковыми узнал уже во взрослом возрасте. Тогда же, вскоре после его рождения, Ольга восхищалась своим внуком (а Елена Сикорская признавалась в письмах к Владимиру, что завидует ей по этому поводу – свои внуки у нее тоже появились, но 15–20 лет спустя), но при этом вообще не думала о сыне-алкоголике, судьба которого тревожила всех остальных. Владимир, к тому моменту уже давно живший в США, ежемесячно переводил деньги как в поддержку Евгении Гофельд, так и Ростислава, а после его смерти немного помогал и Ольге, что, по его собственному признанию, не приносило ему никакого удовлетворения.
При этом их отношения нельзя назвать буквально отсутствующими. В частности, именно Ольга в 1968 году переслала брату примерно полторы сотни писем, которые он писал их матери и в которых было много его ранее неопубликованных стихов. Но ни о малейшей степени приязни речи быть не могло.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
