Подобный тон был для нее редкостью, и Аксель счел за лучшее уступить. Он не знал, чем дорог Майе этот разносортный набор посуды, но раз уж она его ценила, это можно было понять.
– Позвольте хоть раздобыть коробку попрочнее! Почему бы вам не пойти со мной в ресторан и не выпить чаю, пока я буду разыскивать тару?
– Ну, все ясно, – сказала Майя с хитрой усмешкой. – Вам нужно в ресторан, и вы боитесь, что я натворю дел, стоит только вам ступить за порог. Хочу напомнить, что я годами обходилась без вашего присмотра.
– Оно и видно! – сухо констатировал Аксель и протянул руку, чтобы помочь ей подняться. – Уважьте старика, проводите его в ресторан.
– Старика? – На лице ее возникло озадаченное выражение. – Я так быстро вас состарила?
Вместо ответа он потянул ее к выходу.
Недавний поцелуй не только взволновал, но и заставил заново осознать разницу в возрасте. Майя была еще очень молода, полна энергии и энтузиазма. По сравнению с ней он был мужчиной средних лет, усталым и изверившимся, вместо чувств в нем играли разве что гормоны, да и то не сами по себе, а от поцелуя юной женщины. Как бывший алкоголик после неосторожно принятой дозы спиртного, он жаждал новой порции допинга.
– Дети растут, мы старимся, – ответил он уклончиво, с мыслью, что быстро учится рыбкой выскальзывать из любого неприятного разговора.
– Сегодня Констанс выглядит совсем иначе. Хорошо, что вы поговорили. Я слышала, утром вы обсуждали, во что ей обуться.
– Не совсем так. Дочь поставила меня в известность, что предпочитает кроссовки с драконами. Жду не дождусь, когда она научится выбирать одежду сама.
Майя прикусила нижнюю губу. Это не предвещало ничего доброго.
– Что? – с подозрением осведомился Аксель. – Теперь-то что не так?
На белой щеке возникла и разгладилась лукавая ямочка. Майя метнула из-под ресниц короткий взгляд, который можно было истолковать как угодно. Можно было навоображать себе с три короба. Хорошо, что она на девятом месяце беременности, подумал Аксель.
– Вам не понравится то, что я скажу.
– Я привык. Мне очень редко нравится то, что вы говорите.
Из ресторана вышла Сандра – судя по всему, в состоянии боевой готовности. Акселю захотелось громко застонать.
– Я слушаю, – мрачно сказал он Майе. – Выкладывайте, да поскорее. Может статься, это последний раз, когда вы видите меня в живых.
Майя проследила за его взглядом и хихикнула, впервые на его памяти. Аксель воззрился на нее в изумлении. Сандра вызывала в людях различную реакцию, но никогда хихиканье. Это была богатая южанка: воплощенный лоск и хорошие манеры, но мужской пол по опыту знал, что таится за милым фасадом.
– Вы не находите, что ее прическа похожа на шлем? Может, у нее есть и меч?
– Он ей ни к чему. Взгляните на бриллиант! Он не только разрежет стекло, но и располосует горло.
Майя расхохоталась. Аксель обнаружил, что улыбается. Прежде он никогда не улыбался в присутствии тещи. А между тем та уже остановилась, нетерпеливо притопывая.
– Только не говорите, что под костюмом у нее пуленепробиваемый жилет!
– Его с успехом заменяет жемчужное колье, этот символ богатства. Тот, кто не может позволить себе жемчугов, подожмет хвост и уберется восвояси.
Ступив в пределы слышимости Сандры, они прекратили разговор, который, как запоздало сообразил Аксель, был лишь уловкой, чтобы его отвлечь. Помнится, речь шла о Констанс и ее неумении выбрать одежду. Жаль, что ему никогда не приходилось ловить рыбу руками. Стоит научиться, хотя бы для того, чтобы в разговоре держаться избранной темы.
Однако пора было препоясать чресла для общения с тещей.
– Здравствуйте, Сандра. Вы уже знакомы с мисс Элайсем, учительницей? Майя, это бабушка Констанс, Сандра Мэттьюз.
Внезапно и с чувством острого облегчения Аксель понял, что больше не должен представлять эту женщину как свою тещу. Лично к нему она больше не имела никакого отношения.
– Аксель, нам с тобой нужно многое обсудить наедине, – заявила Сандра, бросив на Майю ледяной взгляд.
– Ума не приложу, что бы это могло быть!
Одной рукой Аксель ухватил Майю за локоть, другой распахнул дверь ресторана и кивком предложил Сандре войти первой. Надо было удалить учительницу на безопасное расстояние от места боевых действий – вряд ли она получила образование по части светских колкостей.
– Сегодня после обеда я встречаюсь с судьей, – процедила Сандра явно сквозь стиснутые зубы.
– Передайте ему привет!
Аксель произнес это легким тоном, хотя внутри все сжалось. Стоицизм давался ему нелегко.
– Я старалась удержать это на благопристойном уровне, – сказала Сандра, не входя в зал, – но ты забылся настолько, что публично щеголяешь своим бесстыдством! Констанс – девочка впечатлительная! Как ты смеешь вводить в свой дом эту... эту...
Только когда Майя одарила ее ослепительной улыбкой, Аксель вспомнил, что его протеже не лезет за словом в карман. Он уже готов был вмешаться, но из любопытства помедлил.
– Эту беременную учительницу? – вежливо подсказала Майя. – Я на девятом месяце и, заметьте, приехала в город семь месяцев назад. Это означает, что Аксель не имеет к моему интересному положению никакого отношения. Просто он от природы великодушен. Ах, вы этого не заметили! Ну, значит, у вас на плечах не голова, а коровья лепешка. Извините, мне нужно поискать упаковочную коробку. Всего доброго!
И она поплыла прочь, оставив Акселя расхлебывать кашу. Как-то не хотелось размышлять над тем, насколько быстро она станет двигаться, разрешившись от бремени. Как Чеширский Кот – улыбка еще будет таять в воздухе, когда ее самой простынет и след.
– Так вы передадите привет судье Тони? – спросил Аксель, открывая бутылку минеральной воды. – Заодно скажите, что я готов довести дело до Верховного суда, если он решит придать ему политическую окраску. Это заставит его призадуматься. Констанс – моя дочь, и...
– Ты в этом уверен? – Сандра нехорошо прищурилась. – Анджела почти до самой свадьбы встречалась не только с тобой!
Она зашагала к выходу, держась очень прямо и громко стуча каблуками. Аксель швырнул так и не початую бутылку в направлении бара. Казалось, что в душе у него все рушится с дребезгом и звоном.
Октябрь 1945 года
«Я провожу у Хелен ночь за ночью. Я просто не в силах держаться от нее на расстоянии и не могу думать ни о чем другом. Как сосредоточиться на чтении, если перед глазами она – в постели, в ореоле огненно-рыжих волос? С этой своей белой кожей она словно соткана из лунного света, – а ведь обычно я чужд поэзии!
Надо что-то делать. Надо остановиться. Если узнает отец Долли, все будет кончено».