Глава 33
Долго Вейя на месте не усидела, вперёд пересела к возничему — суровому, с седыми висками Байгуну, — хотелось посмотреть на всё: вот уж заканчивались земли и начинались угодья каручаевские, только самые низовья его. А пока кругом луга и ольшаники росли густыми плешинами. Раздолья и травы столько — не выкосить. Не бедствовал здесь люд явно. А после полудня стали попадаться и деревеньки, небольшие пока, да и далеко от дороги — не рассмотреть толком. Но и так понять можно, что всё здесь дышало жизнью, цвело, нет здесь следов разорения и разрухи, которые встречалась в Годуче, когда Вейя острог родной покидала. И если бы не побили кангалов, добрались бы те до угодий крайних, урон получила бы какая-нибудь весь, но о том думать не хотелось, а хотелось забыть, да только страх перед угрозой, нависшей над полянами, всё больше вкрадывался в сердце Вейи, пуская ядовитые корни вглубь всё крепче, покоя не давал. Вейя навидаться успела, и хватило ей уже, а ведь это только краем её коснулось.
Она всё пыталась высмотреть степняков, что шли наравне с княжеской дружиной, да они все вперёд ушли, оставалось только шею вытягивать да головой вертеть, высматривать впереди идущий отряд немалый кагановский, совсем не уступавший княжескому. Хотя, наверное, это всего лишь часть отряда Тамира, остальные, верно, в степи остались ждать. Но как бы то ни было, теперь путь до Каручая безопасным стал — с такой ватагой ни один ворог не страшен. И гридни зашумели весело, прибодрившись, уже волками не смотрели на чужаков, чуть порасслабились, шли охотно, ровно и быстро, почуяв, что близок уж конец пути.
И в самом деле, не успело око опуститься на край его, как показалась впереди в серебре вод и пройма, а за ней и серые, мощные, выросшие, будто из самого взгорья, стены Каручаевского схрона. Каручай раскинулся, будто выброшенный на берег ураганом огромной, высушенной на солнце ладьёй, застывшей в костяке Матери Земли самыми корнями. Стены, залитые закатными лучами, казались тёмно-красными, раскинулись по сторонам на много вёрст, что не видно стало и дорогу, которая уходила в сосновый бор с запада, а с другой стороны корма крепости будто воткнулась в берег реки Сувьи. Ближние веси росли, как семейки грибные по берегам её и у подножья тына мостились, клубился дым над ними— явно жизнь там бурлила, как в кипящем чане вода. Сразу видно, как основательно засели, уж веками выстоянные, сохранённые рекой от врага, стены надо рвом с башнями высокими, что утёсами каменными нависали над дорогой впереди, да воротами громоздкими дубовыми, в которые въехать могло сразу несколько телег.
Вейю даже окатило дрожью, что меж лопаток пролилась до самой поясницы робостью невольной от такой могучей древности, которую просто так не сотрёшь с земли, не проломишь ворота одним ударом била. Теперь понятно, почему именно здесь решил Гадуяр сход собрать.
Проехав до насыпи, над которой высились в рост сосны срубные городни, сложенные в клеть из толстых брёвен, в один обхват каждое — не меньше, и зияли в них выкалупленные, словно дятлом, чёрные прорехи оконцев.
Отряд, минуя широкий большак, прямиком к воротам устремился, поднимая с накатанной телегами дороги багровую пыль, так, что Вейя щурила слезившиеся глаза и ничего не видела вокруг. Не успели приблизиться, как заскрипело, заныло старое дерево крепких ворот, распахиваясь в стороны. Вейя не видела, что впереди происходило, какая суета поднялась, а так хотелось, что хоть на сиденье вставай во весь рост.
— Крепость какая могучая, это не острог тебе хлипкий, — усмехнулся Земко, что поравнялся с телегой, Вейя и не заметила как.
— Да уж покрепче будет, — кивнула Вейя, улыбнувшись ему.
Острог Годуч и вровень, конечно, с Каручаевскими стенами не стоит, тот казался гнездом воробьиным против соколиного. Конечно, не такой раскидистый, как Кряжич, да привлекал своей суровостью надёжной, понятно теперь почему народ тянется вглубь полесья, ища защиты покрепче. Не попусту, стало быть.
— Не болтай, Земко, — раздался позади басистый голос Далебора. От неожиданности Вейя повернулась резко, не ведая увидеть ехавшего за телегой сотника — думала, что впереди он. — Отправлю в острог к каким-нибудь топям, будет тебе время лясы точить с болотницами, — окоротил грубо гридня.
Рядом хохотнул и тут же смолк под взглядом строгим сотника Вязга. Даже Байгун, который лошадь до того мига молча понукал, глянул с каким-то сожалением на гридня, понимая — тут уж не скрыть после того, как сотник Вейю зажимал посередине становища — что Далебор его одёрнул неспроста.
Далебор на Вейю и не глянул, видимо, решил не замечать, проехал чуть вперёд телеги. Так и окатило Вейю стынью, того и гляди воздух морозцем схватится.
Земко поник и уж больше до самых ворот не заговаривал с дочкой воеводы, помрачнев изрядно.
— Всех молодцев отпугнул от тебя, — хмыкнул Байгун, — как лютует страшно.
Щёки так и вспыхнули жаром, хоть сталь прохладную прикладывай. От Далебора ей отроду ничего не нужно, да только как втолкуешь всем?
Глава 34
Сердце забилось чаще. Проезжая под сводом, как оказалось, двухтыновых стен, так же забранных брёвнами, Вейя задрала подбородок, вглядываясь в холодное нутро башни, замечая в сумраке стражей. Через такую стену не так просто будет пройти врагу, зажмут в башне и перебьют всех, от того Вейе ещё спокойнее сделалось, и вместе с тем взволнованно трепыхалась сердце — что ждёт её здесь, в этих могучих стенах Каручая?
Сотник, поддев пятками рысака, вперёд уехал. Встречать прибывшую ватагу вышел к самой дороге едва ли не весь посад, гомонили шумно да шеи вытягивали, вслед хазарам смотрели, которые смешались в толпе княжеских гридней — всем хотелось взглянуть на чужаков другого роду-племени. Теперь пересудов хватит до самой зимы — когда бывало такое, чтобы степняки дружбу вели с полянами, да плечом к плечу в детинец въезжали?
Вейя люд не замечала, взглядом провожала сотника, который так взбаламутил всё внутри, а как очнулась, телега уже въехала в ворота детинца.
Вышли во двор гридни, мужи и старцы — многие уже давно прибыли на сход, ожидая князя. Вейя всё выискивали родичей своих дальних — Белотура того же, хоть видела его однажды, да сколько с того время прошло — вспомнишь разве сразу, а в такой круговерти и не сообразишь ничего. До княжеской рати не было им дела, всё озирались на хазар. Вейя тоже всё цеплялась взглядом за чужаков, хоть уже не одну версту проехали вместе, а всё не привыкла. И сама не поняла сразу, как выискивала глазами того хазарича, и нашла — вместе с князем он стоял спиной к Вейе, переговаривал с мужами о чём-то, высокий, осанистый, точно гордый беркут, и будто почуял он — обернулся, Вейя только и видела, как скользнул он взглядом по двору поверх голов гридней, будто только и привык вдаль смотреть, глаза на солнце в щёлки сузились, и клубилась в них душная ночь. Едва взгляд его Вейи коснулся, как отвернулась она быстро. Не знала куда деться, по телу растеклось жаркое волнение неведомо с чего вдруг, тесно становилось от даже самого лёгкого внимания хазарича. Глупости всё. Придумала себе только. И виной тому то самое упреждение волхвы.
