— Мне не хочется думать о разводе загодя, —запротестовала Лайма. — Слушай, я тут подумала: может, еще раз встретитьсяс Возницыным? Надо же ему сказать, что у него скорее всего есть сын. Тем более,я обещала. А то вдруг он попытается утопиться еще раз и преуспеет? И тогда ребенокуже на сто процентов останется сиротой. Я себе этого не прощу.
— Я не против, расскажи ему, — согласиласьЛюба. — Встретимся завтра вечером?
— Не знаю, — промямлила Лайма. — Я позвоню,хорошо? Я тебе говорила, что нас закрыли? Наш культурный центр?
— Болотов мне сказал.
— Люба, ты знаешь Игоря Государева? — неожиданноспохватилась Лайма.
— Мы познакомились с помощью телевизора, —ответила Люба. — Конечно, знаю, Лайма. Кто ж его не знает! Как включишьтелик, он со своей гитарой тут как тут. Во всех передачах он. А что?
— А то, что Государев — одноклассник Кисличенко.Самородок из сибирской глубинки. Приехал в Москву с тетрадочкой стихов, атеперь дает концерты в Кремлевском Дворце.
— Но Соня никогда нам ничего не говорила! —воскликнула Люба. — Не может быть, чтобы она не похвасталась!
— И тем не менее.
— Ну ничего себе! Постой-постой, так ты полагаешь, чтоэто именно с ним Соня встречалась возле метро?
— И для него накрасилась и приоделась. Вполне можетбыть. Завтра Болотов попытается выйти на Игоря Государева и договориться с нимо встрече. Или хотя бы о телефонном разговоре.
— Ой, не знаю, не знаю, — протянула Люба. —Так просто до него не доберешься. Сама подумай — он известный артист.Представляешь, как его девицы осаждают?
— Одна радость, что Болотов — не девица. Надеюсь, унего что-нибудь получится.
Положив трубку, Лайма взглянула на часы. Звонить Шепотковууже поздно. Может быть, попробовать связаться с Агашкиным? Нет, лучше не надо.Он тотчас решит, что она полюбила его крепко и на всю оставшуюся жизнь. А тоеще примчится и будет совать в замочную скважину кольцо с бриллиантом. Агашкинсовершенно не понимал, что женщины не любят, когда им силой доставляют радость.Он мечтал сделать Лайму счастливой вопреки всему.
Лайма некоторое время бродила по комнате, потом все-такирешилась и набрала домашний номер Шепоткова. Ответила ей супруга НиколаяЕфимовича, Арина, женщина суровая и в высшей степени подозрительная. Услышавженский голос, который попросил к телефону ее мужа, она невежливо спросила:
— А кто это?
— Лайма Скалбе, — кротко ответила Лайма.
— Иди, это твоя Скалбе-Балбе, — проворчала Арина,и Лайма услышала, как супруг зашипел на нее, словно гусь.
Потом он долго откашливался и наконец ответил:
— Алло.
— Алло, — тоже сказала Лайма. — НиколайЕфимович, это Лайма. Извините, что беспокою вас дома… Но я очень нервничаласегодня, когда мне пришлось уехать.., с братом.
— Ничего страшного, — неопределенным тоном ответилШепотков, и Лайма поняла, что он ничего ей не расскажет. Просто потому, чтоАрина стоит где-то рядом, вперив в него царственный взор.
Все-таки Лайма не захотела сдаваться и спросила:
— Как там вели себя мои друзья? Видите ли, досегодняшнего дня они не были знакомы друг с другом, и я подумала, что они врядли найдут общий язык…
В ответ послышалось какое-то шуршание, хлопанье, кряхтение,потом щелчок, и, наконец, голос Шепоткова — не в пример более живой —прорезался где-то рядом:
— Я взял другую трубку и вышел на балкон, а то моителевизор смотрят, — пояснил он. — Вы зря волнуетесь, Лайма. Вашидрузья отлично поладили друг с другом.
— Что вы говорите? — не поверила она. — Оничто, пили на брудершафт?
— Нет-нет, ваш первый близкий друг…
— Агашкин?
— Он самый. Так вот. Он показал нам свое последнееизобретение — реактивную обувь. Между стелькой и подошвой есть резервуар, вкоторый заливается топливо. Если включить моторчик, начинают работатьдвигатели, и ты поднимаешься в воздух. Невысоко — сантиметров на десять. Ипаришь! Правда, обувь еще не доработана, поэтому у Роберта не все получилось,но он так увлекательно рассказывал!
Лайма застонала. В детстве у Агашкина было прозвище —Самоделкин. Он постоянно что-нибудь изобретал и к тридцати двум годам сталобладателем полусотни патентов на изобретение. Изобретал он по большей частивсякую дребедень, типа самовоспламеняющихся сигарет или чашек с подсветкой, истрастно любил демонстрировать свои шедевры на людях. При этом он обладалнесомненным даром рассказчика, вернее, сказочника, и умел увлечь своей мечтойдаже самого здравомыслящего человека.
— Мне все ясно, — мрачно сказала Лайма. — Ониобсудили перспективы внедрения летающих ботинок в производство, прикинулибизнес-план и теперь будут вместе искать инвесторов.
— Откуда вы знаете?
— Да уж знаю.
Они с Шепотковым еще немного поговорили о дальнейшихперспективах их Центра культуры и тепло распрощались.
— Как только я понадоблюсь, звоните, — закончилаЛайма разговор.
Интересное кино! И Болотов, и Агашкин от нее без ума.Нечаянно встретившись, они сгорали от ревности и готовы были биться, как лоси.Но стоило им заговорить о Важном Деле, как все изменилось в один момент. Нет,определенно, никакая ревность не способна победить в мужчинах тщеславие!
4
Резкий звук заставил ее подпрыгнуть на постели. Был онкакой-то диковинный — будто квакала лягушка и кто-то подыгрывал ей на баяне.Понадобилась целая минута, чтобы Лайма сообразила, что это звонит ее мобильныйтелефон. Тот самый, который ей вручили в доме номер тринадцать наконспиративной квартире. За окном все было темно-серым, словно наступила зима,и снег завалил улицы, и так не хочется вставать и идти на работу. Но потомЛайма взглянула на часы и сообразила, что еще не кончилась ночь — стрелкипоказывали четыре часа.
— Да, — просипела она страшным голосом. — Ктоэто?
— Медведь, — ответил ей шикарный бас.
— А чего вы звоните? — спросила Лайма, как-тосразу позабыв, что она командир спецгруппы.
— Ждем указаний.
— М-м-м, — пробормотала она. — Вот как?
Каких, на фиг, указаний они от нее ждут? Она постараласьсосредоточиться и, чтобы побыстрее проснуться, изо всех сил дернула себя занос.
— Встречаемся завтра в аэропорту в половинетретьего. — Ничего более умного ей в голову не пришло.
— Есть. Каким будем пользоваться транспортом?
Блин. Действительно, каким?
— Поедем на такси, как обычные люди.
