— Я — мужик, Марьян. Мне нужна женщина. А ты тогда сказала, что мне ни черта не светит, и, к слову, была очень убедительной.
Отворачиваюсь. Да. Это мои слова. После того, как мы едва не переспали два года назад, я действительно такое ляпнула. Потому что испугалась. Струсила. Потому что чуть было не поверила, что он меня действительно любит. И почти влюбилась сама. В того, кого даже простить не имела права.
— Папа-папа! Помоги мне надеть колготки!
Полинка влетает в кухню, волоча за собой колготки, и с разбегу запрыгивает на Демида. Вот так каждый раз. Когда мы оба рядом — она всегда выбирает его. Надеть колготки, почитать сказку или просто забраться на руки. Полинка — папина дочка на сто процентов. И, наверное, по-другому просто не может быть. Да, это я была беременна, но жизнь… жизнь Полинке дал Балашов.
— Пойду, тоже оденусь, — бормочу я и выхожу из кухни. У меня такой раздрай на душе, что просто нет сил. Мысленно отгораживаюсь от всего происходящего и быстро одеваюсь. Когда я возвращаюсь в комнату, Демид плетет Полинке косички. А она, как обычно, нетерпеливо вертит головой из стороны в сторону, мешая этому процессу. Мое сердце пропускает удар, я выхожу в коридор и опускаюсь на стул. Эти идеалистические картинки не дают мне покоя. Я то и дело примеряю их на себя. И это… это заманчиво, господи. Это так невозможно заманчиво…
Через пару минут из комнаты выбегает Полина, а следом за ней — Балашов. Мы выходим из квартиры и спускаемся в подземный паркинг. К счастью, Демид переехал. И ничто здесь, кроме роскоши, не напоминает мне о той его старой квартире, порог которой я вряд ли бы могла когда-нибудь переступить снова.
— Какие у тебя планы на завтра? — спрашивает Демид, когда мы выезжаем на улицу. Вообще-то я собиралась поехать на выставку хризантем с Димкой. Но теперь чувствую, что это не очень хорошая идея. Я не могу впутывать кого-то еще в то, что происходит между нами с Демидом. Это будет нечестно, как ни крути. Новиков совершенно однозначно заслуживает большего. Зачем ему женщина, которая не может разобраться в себе? Или та, что позволяет другому залезть к себе в трусики?
— Не знаю. Может быть, сходим куда-то с Настей.
Демид перехватывает руль чуть выше и осторожно входит в довольно крутой поворот на выезде со двора. Вижу, что ему не слишком понравился мой ответ, и даже, кажется, понимаю, что стало тому причиной. Но уточнять не хочу. Мне надоела их конфронтация с Настей. Она — моя лучшая подруга, которая любит меня и постоянно выручает. И с Полинкой может посидеть, и вытащить куда-нибудь в люди, когда меня накрывает депрессия, но, самое главное, выслушать. Ведь мне больше не с кем делиться своими переживаниями. И советоваться не с кем. О ситуации с Балашовым знает только она одна.
Вместо этого спрашиваю:
— А ты?
— Что я?
— Чем планируешь заняться?
Мне правда интересно. Для меня Демид и бокс — понятия неразделимые. Как и для многих в нашей стране.
— Говорят, из меня может выйти неплохой тренер.
— Думаю, те, кто это говорят, знают, о чем толкуют.
— Серьезно? — Демид отвлекается от дороги и бросает на меня внимательный взгляд. Неловко ерзаю и пожимаю плечами:
— Почему нет? Ты очень терпелив с Полинкой… и вообще.
— За это мне нужно поблагодарить тебя.
— Меня? — удивленно приподнимаю брови.
— Угу. Терпению меня научила ты.
— Никогда бы не подумала, — бормочу я и отворачиваюсь к окну.
— Вообще-то, я уже купил помещение в центре. Хочу сделать из него спортзал, в котором могли бы тренироваться дети из неблагополучных семей. Ну, знаешь, чтобы им было куда пойти и выпустить пар.
— Ты будешь их тренировать?
— Почему нет? У меня есть на примете пара талантливых парней. Думаю, из них может выйти толк.
Сглатываю и снова кошусь на Балашова.
— Знаешь… Это похвально. Думаю, Полинка будет тобой гордиться, когда поймет, что ты затеял.
Демид морщится. Ведет пятерней по коротко стриженой голове, и на секунду мне кажется, что он смущен. Мое сердце подпрыгивает. В просторном салоне Хаммера становится удивительно тесно. Я так остро ощущаю его присутствие рядом, что у меня начинает кружиться голова. И чувства… неправильные, опасные, чувства восхищения им, затягивают меня, будто в омут. Желание коснуться, провести пальцами по почти сошедшим ссадинам на лице такое сильное, что у меня начинают легонько подрагивают пальцы. И это желание только усугубляется, когда мы рядом. Наверное, именно поэтому я так сильно боюсь оставаться с Балашовым наедине. Все намного проще, когда он находился за тысячи километров.
— Ну, вот и приехали.
Киваю. Отстегиваю ремень и выбираюсь из машины. Демид помогает выйти Полинке. Выпрямляется во весь свой рост и выжидающе на меня смотрит. Знаю, чего он ждет, но так и не приглашаю его войти. Забираю из его рук сумку, другой рукой сжимаю дочкину ручку и уверенно шагаю к дому. У самой калитки она вырывается и бежит к отцу, чтобы еще раз его обнять.
— Приехали? — выходит нам навстречу мама. — А Демид где?
— Поехал домой.
— Опять поссорились? — вздыхает мама и принимается раздевать Полинку.
— Мам, — выдыхаю я, — не ссорились мы, просто… Что ему здесь делать? Он… мой бывший. И все.
— Бывший? Да он любит тебя, глупая. А ты сама себе не позволяешь быть счастливой.
Хмыкаю. Прячу обувь в шкаф и, подхватив сумку, бреду в свою спальню. Я уже говорила, что этот дом для моей матери купил Балашов? Не знаю, как ему это удалось, как он вообще узнал, что мама мечтает жить за городом, но перед самым рождением Полинки он оформил этот домик на мою мать и убедил её переехать. Нет, конечно, она бы в жизни не приняла такой щедрый подарок, но Демид это выставил так, будто он просто выкупил ее часть в нашей квартире, хотя, конечно, никак официально эта сделка не была закреплена. И родительская квартира отошла бы нам с Полинкой в любом случае.
- Ужинать будете? — спрашивает мать, когда я, разложив вещи, возвращаюсь обратно в кухню. — У меня тут Сергей похозяйничал. Попробуй, какие расстегаи!
